— Парковка только для служебных автомобилей.
— Правильно. Я ищу свое разрешение. — Я предъявил ему удостоверение, показал значок детектива ПУН, а сам начал рыться под пассажирским сиденьем. Почему, черт побери, она каждый раз выбирает новое место?
Полицейский вернул мне удостоверение и сказал:
— Спасибо, детектив.
Он уже собирался отойти, но я решил попытать счастья:
— Вы слышали об убийстве таксиста? Ливийца?
— Вчера днем на Мюррей-стрит? — Коп, у которого на груди красовалась табличка с фамилией Тиммонс, сказал: — Мы получили ориентировку на подозреваемого.
— У вас есть подозреваемый?
— Да. Араб.
— Хорошо. Слушайте, будь вы женщиной, куда бы вы положили разрешение?
Я думал, он скажет что-нибудь вроде «кто из нас детектив», но он мудро ответил:
— Даже думать об этом не хочу.
— Ага. А как прикончили этого парня?
— Вроде ножом для колки льда. В голову.
— Ох ты… А как звали жертву? — спросил я.
Я уверен, что он удивился, почему я не задаю эти вопросы своему начальству, и не сомневался, что сейчас он снова попросит мои документы, но он ответил:
— Его звали Амир… Какая-то арабская фамилия.
— Были какие-нибудь особенности у этого происшествия? — спросил я полицейского Тиммонса.
— Отдел убийств говорит, что это не ограбление и похоже на то, что Абдул А знал Абдула Б и у них вышла ссора. У меня есть фото подозреваемого в машине. Хотите посмотреть?
— Нет.
— Оно на полу, — сказал Тиммонс.
— Оно должно быть у вас на приборном щитке.
— Да нет, разрешение на парковку. Оно на полу позади вас.
— Правда? — Я обернулся и действительно нашел его там.
Как свидетельствует название, Федерал-плаза, 26, — здание, принадлежащее правительству Соединенных Штатов, его сорок четыре этажа заполняют различные агентства, пожирающие деньги налогоплательщиков, и работники этих агентств лезут из кожи вон, чтобы получше послужить народу Америки. На этажах с двадцать второго по двадцать девятый размещаются ФБР и ОГБТ.
В обширном вестибюле я прошел к прозрачной стене, за которой были лифты, и набрал свой личный код, чтобы открыть дверь. Лифт прибыл, я вошел и нажал кнопку двадцать восьмого этажа, где был кабинет Тома Уолша.
Пока я поднимался наверх, мне в голову пришли кое-какие соображения об Асаде Халиле. Он в своем роде уникальная личность, он обладает природным умом и хорошо развитыми примитивными инстинктами. Вызывает определенное уважение его преданность своей миссии и способность действовать в чужом и враждебном окружении. Я хочу сказать, этот парень был в своей пустыне погонщиком верблюдов и не отличал банковский терминал от автомата для продажи презервативов, и вот он в Америке, прыгает с парашютом, заказывает чартерные рейсы, режет людей в их домах и машинах и оставляет всех нас в дураках.
Конечно, у него были здесь помощники, например покойный Амир, чью голову он перепутал с куском льда. Но местные ливийцы — только одна из причин успехов Халила; у него есть мозги, и решительности ему тоже не занимать. Он верит, что Бог на его стороне. Хотя… Это не объясняет его джеймс-бондовскую сообразительность и изощренность. И вдруг меня осенило.
Борис.
Я вышел из лифта и остановился в холле. Бывший кагэбэшник, нанятый ливийской разведкой, инструктор Асада Халила. Борис не только обучал Халила искусству убивать, обманывать, сбегать и изворачиваться; он объяснял ему, как обращаться с современным западным миром, учил практическим навыкам — бронировать авиабилеты, регистрироваться в гостинице, арендовать машину. К тому же Борис почти в совершенстве владел английским и обучил своего целеустремленного ученика тонкостям языка.
Это привело меня к той мысли, что Халил захочет убить Бориса.
Первый и единственный раз я видел Бориса в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния, три года назад, когда Халил ускользнул от нас. Борис сообразил, что ливийцы лишат его работы, а заодно и жизни, как только он даст Халилу последний урок. И сумел удрать из Ливии живым с небольшой помощью ЦРУ. Когда мы с Кейт познакомились с ним, он делился секретами ливийской разведки со своими новыми друзьями из ЦРУ. Взамен Борис получал американский паспорт с некоторыми приятными дополнениями вроде пожизненного снабжения «Мальборо» и «Столичной», которые, насколько я помню, он искренне любил.
