Лето с Гомером - страница 6
Тем не менее поэт – это не эктоплазма, состоящая из абстракций. Поэты, как и все люди, живут в реальном мире. Они дышат определенным воздухом, питаются плодами своей земли, любуются неповторимыми пейзажами. Природа подпитывает их взгляд, взгляд подпитывает вдохновение, а вдохновение порождает произведение. У «Илиады» и «Одиссеи» была бы другая тональность, если бы Гомер был молдовалахом.
На острове Тинос, напуганный порывами ветра и оглушенный светом, я понял, что гомеровская поэзия родилась из встречи гения места и с человеческим гением. Эти поэмы вдыхали именно этот воздух и это море. И если Гомер обладал таким запасом образов и аналогий, то потому, что эта география была ему очень близка, потому, что он любил эти места, тут и там черпая образы, которые были бы другими, если бы они были собраны в других краях:
(«Илиада», XVII, 53–69)
Жизнь в свете
«Одиссея» и «Илиада» лучатся фотонами. У греков всегда был культ света. На свою беду Ахиллес становится собственной тенью. Покинуть свет Солнца – зловещее предзнаменование. С этой звездой шутки плохи. Свет наполняет нашу жизнь и радует мир. Он омывает эти поэмы прозрачным золотом. Каждый высаживающийся на греческих берегах ищет этого золотого дождя. «Лейтмотив Греции – это свет», – писал Морис Баррес[8].
Со времен Гомера писатели, путешествовавшие по Эгейскому морю, всегда заводили там одну и ту же песню, отдавая дань солнцу. Мишель Деон восхищается тем, что обретает на острове Спеце «мир света». Генри Миллеру[9] в пламени жаркого полдня грезятся «пустынные просторы вечного мира». А Гуго фон Гофмансталь[10], как человек немецкой культуры, идеализирует этот свет, в котором видит «бесконечные свадьбы духа и мира». В интервью Александру Грандацци Жаклин де Ромийи говорит, что красота греческого языка коренится в «свете греческих пейзажей». А сами греки, которые, впрочем, могли бы иметь совершенно иной взгляд на свою страну, говорят так: «Эта страна тверда как тишина. Она стискивает зубы. Здесь нет воды. Здесь только свет». Так пишет Яннис Рицос в своем сборнике «Ромиосини»[11]. Это поклонение эллинистической ясности уже обозначено в «Одиссее»: оно будет стоить жизни всему экипажу, который набросился на быков Гелиоса. При этом слово «гелиос» («солнце») никоим образом не изменилось за тридцать веков своего существования. Эта звезда светит вот уже миллиарды лет, и солнце, этот «высокоходящий» бог, как говорит о нем Гомер, не простит тот факт, что люди «дерзко [его] умертвили быков, на которых // Так любовался всегда [он]» (то есть, иными словами, алчно злоупотребили ресурсами Земли, эксплуатируя ее богатство и не принимая во внимание его ограниченность).
Рицос посылает подальше все, что сопротивляется свету, и делает это словами, которые наверняка понравились бы Гомеру: «Если свет мешает тебе, то это – твоя вина».