— Надо будет заняться с ней спортивным бегом,— говорит мама Наты,— мы с ней каждый день перед завтраком бегаем трусцой. Девочка должна быть подтянутой, стройной, а ей приходится по шесть часов просиживать за инструментом. Всего разумеется, не охватишь, но надо стремиться. Хочется, чтобы музыка шла на фоне общего гармонического воспитания. Кстати, по какой программе вы занимаетесь с детьми? Я спрашиваю об этом не бескорыстно.
Я объясняю Натиной маме, что у меня нет программы в целом, а есть на каждого ребенка. И я ее не составляю заранее. Он складывается в процессе занятий.
— Это новое веяние. У нас в музыке так нельзя. А не смогли бы вы дать Нате несколько вводных уроков? Она развитая девочка. Пишет стихи. Некоторые я нахожу удачными.
Мама Наты читает «из удачных». Совсем не детские стихи. Запитературенные, с лермонтовской тоской.
На следующий день мама приносит на пляж альбом с рисунками. Все тематические. К стихам и сказкам. Скучные, как и стихи, что я вчера услышала. Но девочка-то смышленая, живая. Стоит ей отойти от мамы, как она резвится и играет, как обыкновенные дети, которые не знают, мажорное или минорное стихотворение «Парус».
Среди рисунков попадается один нормальный, детский.
— Ну, это просто так,— говорит Натина мама.— Все девочки проходят через «красавиц». Я такое увлечение не поощряю. В каждой работе, на мой взгляд, должен быть смысл.
Вот именно в этой работе и есть смысл: обычная красавица, со всем, что положено: кольцами, бусами, ресницами до плеч. Красавица держит на поводке собаку. Поводок натянут, как тетива, голова собаки напряженно вытянута, грустные глаза молят, отпустите меня, снимите ошейник, дайте волю.
Аллегория отнюдь не туманная. Ната передала в рисунке чувство задавленности — поводок-тетива властно стягивает собачью шею.
Вскоре выясняется, что тиранство в этой семье не случайно. Является бабушка. И ей сразу же не нравится место, которое ее дочь выбрала на пляже.
— Многолюдно. Нам нужна тишина. Отныне мы расположимся вон у того белого столба. Я разведала — там никого нет. С завтрашнего дня сядешь на диету. Я хочу, чтобы Неля вышла замуж,— доверительным шепотом сообщает она мне.— Теперь по средам я буду ее отпускать в центр. Там молодежь, нечего ей терять годы.
У бабушки проблема выдать дочь замуж, у мамы — сделать из Наты гармоническую личность, а у Наты — потихоньку удрать от них обеих к подружкам. И за мороженым. Интересно, как сама Ната будет воспитывать своих детей?
— Если вам нетрудно, попросите их выйти из моря. Им достаточно. Скажите им, я сказала, что им достаточно.
Тощая угловатая мама (куда ей на диету!) держит Нату на вытянутых руках, она учит ее плавать на спине.
— Аллегро, форте, фортиссимо! — командует мама, удачно совмещая обучение плаванию с обучением музыке.
Услыхав бабушкину просьбу, обе бегут к подстилке, берут на полотенца, сухие купальники, быстро переодеваются и плюхаются на подстилку рядом с бабушкой.
— Сегодня выход из моря с переодеванием занял у вас минуту сорок секунд, – констатирует бабушка.
— Это потому, что мы обе в мажоре.— Мама раскрывает нотную тетрадь.
— Музыка — вещь серьезная,— объясняет бабушка, глядящая нескрываемой гордостью на дочку и внучку.— Если бы я не стояла над Нелей с плеткой, она бы не заняла своего места. Искусство требует жертв.
КАНАВА
Неподалеку от нашего дома — канава. Канава как канава. Но как бы мы ни спешили с детьми, у этой канавы мы всегда останавливаемся. Аня с Петей присаживаются на корточки смотрят в мутную зеленую воду. В ней плавают головастики. К своему стыду, я мало знакома с естественными науками. Меня никогда не занимало, как из головастиков получаются лягушки. Приходится Пете черпать знания из книг, а потом объяснять Ане. Да и мне заодно.
— Если наловить головастиков, поселить их в нашем тазу, можно увидеть, как они превращаются в лягушек?
Я пожимаю плечами. Мне отвратительны головастики, и я не испытываю ни малейшего желания разводить их на нашей крыше. Но что делать?
Весь день дети не отходят от таза с головастиками.
— Кажется, у них уже отрастают задние лапы. Посмотри, отрастают или нет?
