— Я часто говорил твоей маме, что если бы она была мифическим существом, привидением, то я все равно мечтал бы на ней жениться — из-за поместья на берегу озера, — добродушно заметил герцог.
Да, отец пребывал в прекрасном настроении. Вот уже несколько дней разум сохранял активность, и Джейн, как всегда в подобные периоды, позволила себе надеяться на лучшее — вопреки неутешительным прогнозам докторов.
— Но почему же ты сравнивал ее с привидением? — зевнув, спросила Джейн, чтобы поддержать давно знакомую шутку. — Из-за ирландской внешности?
— Нет. Просто она не могла чисто спеть ни одной ноты.
Отец громко расхохотался, чем немало напугал задремавшую сиделку по имени Нэнси Ньютон (слуги в лондонском доме сразу прозвали ее новая няня Нэнси).
— О, простите, миледи! — воскликнула та, расправляя белоснежный крахмальный передник.
Нэнси относилась к числу особенно дисциплинированных людей, для которых жизненная роль строго определена одеждой: леди непременно должна носить красивые платья, вора нетрудно узнать по отрепьям, а сиделке суждено провести жизнь в белом крахмальном переднике — будь то дома, на улице или в дальней дороге.
Нэнси Ньютон трудно было назвать неопытной сиделкой. Почтенная дама средних лет, с аккуратно зачесанными и тщательно заколотыми волосами, она сразу убедила внушительностью рекомендаций: в списке числились только два подопечных, но каждый из них отличался знатностью и благородством и пользовался компетентными услугами больше десятилетия.
— Сначала я работала в детском приюте, миледи, — поведала Нэнси со свойственной ей прямотой, — но со временем поняла, что пожилым пациентам смогу принести больше пользы.
Сиделка оказалась умной, практичной и доброй. Многолетний опыт работы с аристократами позволял не пасовать перед герцогским титулом, а просто и деловито помогать больному сохранить человеческий облик. К тому же ей удавалось чрезвычайно эффективно, с решительностью боевого командира, управлять двумя помощницами. Иными словами, мисс Ньютон оказалась безупречной и незаменимой сиделкой.
Если бы не один-единственный изъян: во сне она громко храпела.
Вот и сейчас Нэнси заботливо поправила на коленях герцога плед, после чего мгновенно задремала и принялась издавать инфернальные звуки.
Лорд Каммингс внимательно посмотрел на почтенную особу, убедился, что та крепко спит, и взял дочь за руку.
— Хочу, чтобы ты знала, — сдержанно, скрывая волнение, заговорил он. — Я счастлив, что могу вернуться на озеро, так что на этот счет не беспокойся.. — Он посмотрел в глаза так, как смотрел раньше: умным, твердым, проницательным взглядом. — Я очень скучал по северному краю и рад, что смогу вновь там побывать… в последний раз.
Герцог устроился поудобнее и закрыл глаза, а вскоре тоже захрапел. Признание поразило. Оказывается, отец сознавал, в каком положении находится, и мужественно принимал новый удар судьбы. А ведь некоторые доктора говорили, что настанет время, когда он даже не сможет понять, что болен.
Джейн не могла решить, что хуже.
С невозмутимым упорством экипаж катил на север. Луга и пастбища сменялись полями, поля граничили с перелесками, и круг замыкался. Хотелось уснуть так же сладко, как спали попутчики. Путешествие утомляло, но Джейн никогда не удавалось задремать в дороге. О чтении и мечтать не приходилось: от напряжения сразу начинала болеть голова. Оставалось только одно: думать.
Уезжать из Лондона ужасно не хотелось. Не хотелось расставаться с подругами — и давними, и новыми; жалко было оставлять блестящие светские гостиные, где велись остроумные беседы, и лишаться музыки и танцев, которыми так радовали балы. А главное, страшно было увозить отца от лучших столичных докторов.
И все же Джейсон не ошибался: отец не захотел бы, чтобы его видели больным. Да и доктор Лоуфорд пользовался всеобщим уважением. На протяжении многих лет он помогал членам семьи и в пустячных недомоганиях, и в серьезных болезнях. К тому же рядом сидела спокойная и уверенная новая няня Нэнси.
И все же не оставляло странное гнетущее чувство: ей казалось, что она едет в заключение… или возвращается в цивилизованное рабство.
