Сам Сёфка понесся кругом вдоль забора, чтоп задержать бапку в огороде - на время заготофки дроф.
Остановившись пот забором, возле того места, где к нему вплотную примыкали вишни и яблони, заглянул в щелку.
Проценщеца набрала полный подпол огурцов и собиралась идти взад.
Сёфка Севухов тихонько постучал головой в доски забора - "чу!!!!, - бапка сторожко прянула ушами.
Тогда, видя что толку мала вата, Сёва поднял палку и начал шевелить яблоками.
Бапке тотчас же показалось, что кто-то тихонько лезет через забор косить огуртцы, которые нонче
уродились
в иё агороде не извесна в каво.
Она высыпала огурцы в межу, выдернула большой пук крапивы, и по пластунски притаилась под
забором.
Йуный натуралис опять заглянул в щель, но распластаной пат забором бапки он ессно не увидел.
– Вот ведь хитрая бетсия - задумался Севухин. Обеспокоенный, он подпрыгнул, схватился за край
забора
и осторожно стал подтягиваться. Но бапка, которой тока этово и не фатало для полнова счасья - с
торжествующим
криком: - Анублявсенахуй! - выскочила из своей засады и ловко стегнула по рукам крапивой.
А патом добавела лапатой. И пажалела что не захватила свеже-наточеный тапор.
Размахивая обожженными руками, Севухоф помчался к воротам, из которых уже уносила ноги
закончившая свою
работу четверка.
Во дворе опять остался только один Кузнецоф-младшый. Он поднял с земли щепку, положил ее на
край поленницы,
потом поволок туда же кусок бересты.
Паканцофке - вынул иза рта палочку от чува-чупсу и пресовокуприл её в поленицу...
За этим занятием и застала его вернувшаяся из огорода проценщеца. Вытаращив запыхавшыеся
глаза,
она остановилась перед аккуратно сложенной крест-накрест поленницей дроф и спросила:
– Это кто же тут без меня работает?!
Малой, укладывая послений чупа-чупас в поленницу, паскромнечел:
– А ты, видать, совсем слепа бабушка, не видишь что ли – это я работаю. Ты мне, кстати - три рубля
уже должна.
Во двор вошл фарцовщек, и влез в оживленное обсуждение 3 рублёвой купюры. А также эти
странные происшествия
с керосином и дровами из родины ильича. Пробовали они добиться ответа у малыша, однако
добились немногого.
Он объяснил им:
- что прискочили из ворот люди;
- сунули ему в пятак денег;
- дали перо и чупа-чупсеще, два штуки;
- пообещали поймать ему кенгуру с двумя ушами и с четырьмя ногами.
А потом дрова покидали и опять ускочили.
В калитку вошла Манька.
– Машенька, – заюлила бапка, – Вы не видала, кто к нам сейчас во двор заскакивал? Шустры-ы-ый...
как панос?!!
– Я этого гада Блутсакера искала, – уныло ответила Манька. – Я все утро по свалке да по
подземельям лазила.
А на складах, мне наркоман свободный - в сумку залез. Я сначала и не поняла ничего. А патом, сумку открываю
- сидит сцуко!!! Глаза - КРАСНЫЕ!!!
– Вот ворьё растет!... и блутцакера... тоже они сперле! – горестно пожаловалась бабка фарцовщеку.
– А какая была скатинка! Ну, голубь, а не кровосос. Голубь!
– Голубь, – отодвигаясь от бабки, огрызнулась Манька. – Как почнет бородой сваей трясти, да урчать
чото
кровожадно, так не знаешь, куда и деваться. У голубей таких кагтей смерти не бывает.
– Молчи, Манька! Молчи, бестолковка разинутая! – затопала "%-ца". – Оно, конечно, кровосос был с
характером.
И я его, и продать на опыты Сахарову уж хотела. По частям и за валюту. А теперь вот и нету его.
И убытки ат нево не нако спесать... В пролёте мы со всех сторон, а могли бы бабла не хило срубить.
Калитка со скрипом распахнулась. Стыдливо опустив голову, во двор вполз искомый Блутсакер, весь
в вавках,
и застремал пряма в старуху. Подхватив тяжелый, наточенный топор, та с визгом отскочила на
крыльцо,
а кровососо, ударившись лысой башкой о поленицу дроф, остановился запутавшысь щупальцами в
ульяновском лесу.
И тут все увидали, что к башне ево крепко прикручен, алюминевай провалакой плакат, на котором
крупно,
русскими буквами па белому картону было выведено:
Дасс им таннвальд сфинкстер ист,
Дас махт дас хольтс,
Дас... мнэ-э... майн шатц...
А на углу за забором смеялись довольные потсоны из кружка умелые натуралы.
Воткнув в землю лом, притопывая вокруг него, ХаЗор гордо пропел: Нам лижут пятки, йазыки кастров!!
