— Вы, мой эфенди, — иронически улыбнулся Мадер, — плохо знакомы с историей протестантства, католичества. В ней сплошь и рядом примеры, когда разбойники, оставив свое ремесло, обряжались в сутану священника, а вместо меча брали в руки крест.
— Исламу это не свойственно, — парировал Таганов. — Вы можете возразить, что сам Мухаммед утверждал ислам мечом. Да. Но Мухаммед, как и Иисус Христос, один. И Мухаммед никогда не разбойничал... Какой из Атдаева обер-мулла, если он не знает прописных истин ислама? Кто пойдет за таким неучем? Он хороший басмач, пусть им и остается, нечего ему в святую чалму рядиться...
— Вы, мой эфенди, тоже сын басмача, были сердаром басмаческой полусотни.
— Но я на должность муллы не претендую, господин майор. И басмач басмачу — рознь. Мой отец знатного происхождения, а дед учился в стамбульском медресе, ходил в Мекку на поклонение святому камню мусульман, получил высокий сан хаджи... Атдаев же сын какого-то каракумского дикаря, без роду и племени... Если вы, господин Мадер, — барон, то моего отца величали сыном хаджи. Я тоже имею право на это звание. Но молчу, не в пример иным самозванцам, которые громкие титулы носят незаслуженно.
Ашир поймал на себе довольный взгляд Фюрста, понявшего, кого подразумевал этот ретивый шарфюрер под «самозванцем».
— Вы помните, господа, — продолжал Таганов, — приказ за номером одна тысяча один, где обращается внимание командиров казачьих подразделений и национальных соединений больше заботиться о пропагандистском влиянии на подчиненных, их духовном росте... А разве может обер-мулла, не знающий корана, оказать влияние на наших солдат?
— Да, но я связан словом с «всемусульманским муфтием», — неуверенно заговорил Мадер, теперь не походивший на прежнего решительного резидента, — заверил его, что назначу Атдаева обер-муллой...
— Предоставьте это мне, — прервал его Фюрст. Если Мадер был за что-то, то оберштурмбаннфюрер непременно действовал наоборот. — У меня есть повод отправить его обратно. Ничего, переживет ваш муфтий!..
И Мадер с легким сердцем подписал приказ, утвердивший комиссию, в которую вошли, кроме самого командира, Фюрст, Сулейменов, Абдуллаев, Таганов и Кулов. Но в работе комиссии принимали участие только двое последних. Правда, однажды Абдуллаев присутствовал на беседе своих заместителей со священнослужителями, но уж слишком скучным показалось ему это занятие. На вопросы, которые задавались муллам, он и сам бы не ответил. Начальник отдела тоже доверился Таганову и Кулову, которые по завершении проверки подготовили обширную докладную. На имя командира дивизии — официально, а на имя оберштурмбаннфюрера — негласно, но оба знали об этом. Потому Мадер и решил поскорее избавиться от малограмотных священнослужителей. Таганов и Кулов сделали так, чтобы в первую очередь отправили прожженных предателей и рьяных прислужников фашизма.
Так советскому разведчику с самого начала формирования дивизии удалось спутать карты нацистов, лишить их верной опоры — продажных мусульманских священнослужителей.
Мадер не унимался, организовал на первых порах батальон. Его командиром назначили унтерштурмфюрера Джуму Асанова. Создали и школу для ускоренной, в течение месяца, подготовки унтер-офицеров под началом Чалык Башова, тоже выслужившего у фашистов звание унтерштурмфюрера. Окончивших школу назначали командирами отделений, взводов и заместителями командиров рот. Командный состав дивизии решили готовить в специальной офицерской школе, которую возглавил Фюрст, представлявший одновременно и службу безопасности. А пока командирские должности занимали унтер-офицеры и офицеры вермахта. Фашисты предусмотрели и жандармерию для охраны гарнизонного лагеря, а по настоянию Абдуллаева при отделе пропаганды создали тайную полицию, которую возглавил он сам, уже имея опыт слежки и допросов туркестанцев. Так фашисты и их прислужники хотели держать в страхе и повиновении весь личный состав формирующейся дивизии.
Большинство людей завербовали в лагерях для военнопленных. Разношерстная публика, зачисленная в эсэсовскую дивизию, выряженная в поношенное французское, чешское, польское обмундирование, вооруженная трофейными винтовками, представляла собой жалкое зрелище. Судя по всему, сами инициаторы не очень-то доверяли туркестанцам. Если и сбегут, не жалко будет ни их самих, ни оружия и обмундирования.
