Легенды старой Москвы - страница 76

В этой песне-былине, как и во всех былинах, есть и реальная историческая основа, и легенда, и фантазия. Мастрюк — лицо историческое, кабардинский княжич. А вот братья Борисовичи — персонажи другой песни о событиях, происходивших за двести с лишним лет до царствования Грозного, — песни «Щелкан Дудентьевич» о восстании тверичей против ханского баскака Чолхана в 1327 году, во время которого ненавистный сатрап был убит. Руководили восстанием «два брата родимые, два удалых Борисовича».

В этой песне-былине говорится об одном, чисто московском, приеме боя — «с носка». Об этом приеме идет речь в известном поговорке: «Москва бьет с носка», об особо искусных мастерах в исполнении этого приема говорили, что он «на носок востер».

Прием этот изображен на лубочной картинке начала XVIII века «Удалые молодцы, славные борцы». На ней нарисованы сошедшиеся в схватке крестьянин и солдат. О том, что это борьба, а не драка, говорит надпись на картинке. Крестьянин, обращаясь к солдату, говорит: «Слышишь ли, старик, за меня берися да только лишь чисто (то есть честно. — В. М.) борися».

Прием «с носка» заключался в том, чтобы схватить противника за ворот и, дернув назад, в то же время носком ноги подбить ногу противника так, чтобы он потерял равновесие и упал на землю. Задача же противника была устоять, не свалиться, как говорит поговорка, «не ударить в грязь лицом». Эта поговорка, возникшая в связи с борьбой, теперь приобрела общее значение со смыслом «не осрамиться, показать себя с хорошей стороны».

Именно этот прием борьбы стал кульминацией и развязкой событий, изображенных в исторической песне-былине «Мастрюк Темрюкович».

Вот так название современного московского переулка уводит исследователя в былинные времена.

Что же касается Алексея Федоровича Мерзлякова, то москвоведы в наше время обнаружили, что он в 1809–1810 годах снимал квартиру в Мерзляковском (тогда — Мерлюковском) переулке в доме, который стоял на месте нынешнего пятиэтажного дома № 13, построенного в 1899 году. Но Алексей Федорович никак не мог передать свою фамилию переулку, потому что был не домовладельцем, а всего лишь жильцом.

В XIX веке на Первой Мещанской улице был Троицкий переулок, который местные жители, а за ними и вся Москва называли не Троицким, а Капельским.

Получилось это так. В переулке находилась церковь Троицы, и переулок, как это обычно бывало в Москве, стал называться по храму — Троицкий. Однако в городе было несколько Троицких церквей и переулков: кроме переулка в Мещанской части, переулок в Пречистенской на Остоженке, в Серпуховской на Кожевнической, в Басманной, в Сыромятниках и другие, всего около десятка. Естественно, это очень неудобно: надо было объяснять, о каком из Троицких переулков идет речь. Уточняли, ссылаясь на ближнюю улицу, на полное название храма: Троицы, что в Зубове, Троицы, что в Кожевниках.

Церковь в переулке от первой Мещанской улицы также имела полное название — Живоначальной Троицы, что в Капельках. В документах писали «Троицкий переулок», а москвичи называли переулок Капельским по второй части наименования храма, что без всяких дальнейших уточнений позволяло понять, о каком переулке идет речь. Эти два названия — Троицкий и Капельский — в быту долгое время существовали одновременно, но в конце концов победило народное название. В известном справочнике «Вся Москва» уже в первые годы XX века переулок обозначен именно так — Капельский.

А почему церковь называется «на Капельках» — об этом рассказывает народное предание.

Это предание любили пересказывать в своих сочинениях авторы XIX — начала XX века, писавшие о Мещанской слободе, часто вспоминают его и современные писатели. Наиболее полный вариант легенды приводит в своей книге «Седая старина Москвы» И. К. Кондратьев, пожалуй, лучший знаток московских народных преданий, или, как он сам говорил, «молвы народной».