Ледяная капля - страница 12
…Муж бабушки Бибизоды Ахмед в юности батрачил у бая. Он участвовал в восстании против волостных властей, а когда восстание подавили, бежал в Турткуль. Там, в канун революции, Ахмед стал одним из тех добровольных агитаторов, которые рассказывали своим землякам правду о жестоких притеснениях, каким их подвергают. Такие люди назывались мардикарами. Высланный в Двинск, Ахмед познакомился и подружился с русским революционером Сергеем. Потом они вместе приехали в Каракалпакию, помогали устанавливать здесь Советскую власть. Через несколько лет Сергей умер — ссылки, работа без сна подорвали здоровье.
Мама Зияды — Нина Сергеевна — была его дочерью.
В 1930 году Ахмед выехал в кишлак, где проводилась коллективизация. В местечке Угриса́й он попал в руки басмачей и был убит. А сын его, отец Зияды, погиб на фронте…
— Да, много пришлось пережить горя, — сказала Бибизода. — Внучка моя, Зияда, бедненькая, тоже мало знала материнской ласки да и отцовского слова не слышала. Дай аллах счастья, пусть хоть муж ей достанется добрый, хороший…
Они вдруг перешли на шепот. Я чуть не вскрикнул — неужто к Зияде кто-то сватается? Перед глазами возникло ее смеющееся лицо, черные глаза, ямочки на щеках…
Да, у них немало друзей, знакомых. А Бегджан-ага, точно родственник, заботится о Зияде и ее бабушке.
Чтобы не привлечь внимания, я осторожно выскользнул из комнаты, но во двор выскочил пулей. Дверь захлопнулась, прищемила удивленный мамин возглас: „Ты куда?“
Я выбежал во двор, присел было на скамеечку, но тут же сорвался с места, подошел к алевшему между ветвей окошку Зияды. Девушка читала за столом, опершись щекой на руку. Постучаться? Позвать?
Но и на этот раз я не решился потревожить ее покой.
Вчера я самостоятельно закончил шить пару сапог и натянул их на колодку. Когда я показал сапоги Бегджану, он долго придирчиво осматривал их, потом сказал:
— Молодец, сынок. Ты своего добьешься!
Смотреть на сапоги подходили и другие мастера, и все хвалили меня.
Домой я вернулся в хорошем настроении. Мама сразу заметила мою радость, начала расспрашивать. Я рассказал ей все.
Но усидеть дома мне было трудно. Вышел во двор — смотрю, на скамеечке сидит Зияда, улыбается и смотрит на меня. Я подошел к ней, поздоровался.
Она поднялась, будто специально ждала моего прихода, и мы медленно пошли в сторону поля. Так и шли молча, пока не оказались за городом. Долго бродили между застывшими, как отдыхающие двугорбые верблюды, песчаными холмами, продирались сквозь заросли кустарников.
Эти места похожи на дно пересохшего озера — можно даже ракушки найти. Тут растет саксаул; его искривленные сучья напоминают ноги диковинной птицы, но листья прекрасны, как павлинья корона. А листья осоки похожи на крылья бабочек: желтые, голубые, розовые, белые… Мы собирали цветы, гонялись за бабочками. Я воспользовался тем, что Зияда собирает цветы и не смотрит на меня, и заговорил… Она взглянула искоса, хотела что-то возразить, но промолчала. Я рассказывал торопливо и об отце, и о случае в мастерской. Вдруг Зияда, прижимая к груди охапку цветов, круто повернулась ко мне и сказала:
— Знаю. Все-все знаю, глупый.
У меня ноги подкосились, я сел на песок.
— Давно уже знаю, — повторила она.
Я смотрел на нее: смугло-розовое в лучах заходящего солнца лицо, тонкие брови над искрящимися черными глазами и ямочки на щеках, такие детски трогательные, такие милые. И вдруг произнес неожиданно для самого себя:
— Ты точно цветок, Зияда…
Зияда покраснела. Я взял ее за руку, и мы пошли к дому. Не помню, что я говорил по дороге. Помню, что я поцеловал Зияду. И, будто это сразу поставило между нами неожиданную преграду, Зияда притихла, задумалась. А возле дома быстро сказала:
— Ты обожди немного… войди после меня.
И убежала.
На следующий день на работе у меня все спорилось, как никогда. И вечером, в школе, я бойко и без запинок отвечал на вопросы учителя.
Мне казалось, что я стал сильнее и энергичнее всех на свете. Даже не представлял, что в школе или на работе я могу от кого-то отстать, не быть в числе первых. В мастерской меня стали величать „мастер Камал“, потому что сшитые мной сапоги вызывали одобрение лучших знатоков, а Бегджан-ага давно уже ставил меня в пример молодежи. В школе после экзаменов моя фотография появилась в стенгазете среди отличников учебы. Я решил осенью сдавать экзамены в институт.
