Если б вы видели, как радовались мама и бабушка Бибизода! Мы с Зиядой теперь ни от кого не прятались, встречались открыто, вместе ходили куда угодно, а по улице, не боясь ничьих косых взглядов, шли, взявшись за руки.
Мы бывали вместе в кино, в театре, в парке. Все уже как будто даже привыкли к этому и перестали обращать на нас внимание.
Возвращаясь домой и желая Зияде спокойной ночи, я целовал ее.
Однажды, придя с работы, я увидел, что Зияда дожидается меня на скамейке. Лицо ее показалось мне печальным. Я бросился к ней:
— Что с тобой, Зияда?
Она подняла голову, положила руки мне на плечи и вдруг расплакалась. Я испугался. Она дрожащей рукой вытащила спрятанную на груди серую бумажку. Это была повестка из военкомата. Зияда опять повернулась ко мне, стиснула руками мои плечи, заглянула в глаза и сказала умоляюще:
— Камал, помни, я буду ждать тебя!
И, видимо боясь разрыдаться, убежала домой.
Я, немного растерянный, еще раз пробежал глазами повестку, сохранившую нежный запах духов Зияды. И вдруг неудержимая радость охватила меня. Захотелось высоко поднять повестку над головой, закричать всему миру: „Люди! Я нужен Родине, я — гражданин Советского Союза и должен охранять его! А моя Зияда будет ждать меня!..“
О повестке уже знали все. Мама поцеловала меня в лоб:
— Ну вот, сынок, и ты не хуже других.
Но глаза у нее были грустные. Пришла бабушка Бибизода, говорила что-то хорошее и доброе.
Мог ли я уснуть в ту ночь? Лишь на рассвете сомкнул глаза, и приснился мне усатый военный, огромного роста, ужасно строгий. От испуга, что не могу понять и выполнить его команды, я проснулся и до утра просидел в постели.
В мастерскую я пришел задолго до начала работы. Директор, который обычно приходил еще раньше, похлопал меня по плечу, поздравил. Оттуда я побежал в военкомат. У дверей уже стояли многие мои сверстники, разглядывали фотовитрину, над которой полыхало красное полотнище: „Передовики производства — наши призывники“.
Смотрю, чуть ли не в самой середке — моя фотография, а под ней подпись: „Камал Джамалов, передовик производства, отличник учебы“. Я невольно оглянулся, будто позади меня стоял Бегджан-ага и говорил: „Да, сам-то ты, конечно, парень неплохой, но вот фамилия у тебя никудышная“.
И тут мне пришла в голову неожиданная мысль: а что, если я больше никогда не буду называться Джамаловым, сыном Джамала? Что, если мне переменить фамилию?..
Комиссия начала работу в полдень.
Пройдя, наконец, всех врачей, я вышел из зала. Молодой лейтенант весело и громко назвал мою фамилию, поздравил меня и вручил мне новую повестку:
— Завтра подстригись, сходи в баню, а когда станешь совсем красавцем, валяй к нам, — сказал он, смеясь.
Я вернулся домой. Мама и бабушка Бибизода хлопотали, будто к свадьбе. Я вошел в пустую комнату Зияды и, вытянувшись в струнку перед портретом ее отца, отдал честь: „Рад служить Родине, товарищ капитан!“
Вечером Зияда привела нескольких подружек, познакомила меня с ними. Зашел с работы Бегджан-ага. Умрбай привел своих друзей. Зашли соседи. Двор заполнился людьми. Откуда ни возьмись, появились музыкальные инструменты — най, бубен, дутар…
Гости веселились до полуночи. Умрбай вытащил меня в круг, его девушка потянула Зияду. Начались танцы. Впервые в жизни я танцевал среди такой большой толпы людей, танцевал с девушкой, с Зиядой…
Все пожелали мне счастливого пути. Гости начали расходиться. Многие товарищи хотели проводить меня, но я попросил их не делать этого, поскольку завтра был обычный рабочий день.
Последним ко мне подошел Бегджан-ага. Он взял меня за руку, притянул к себе Зияду, отвел нас в сторону.
— Дети мои, все мы знаем, как вы относитесь друг к другу… Мой совет — идите завтра утром в загс. А свадьбу справим, когда Камал вернется со службы.
Зияла закрыла лицо руками. А я отдал честь и выпалил:
— Есть, товарищ мастер!
Мама и бабушка Бибизода издали наблюдали за этим разговором. Бегджан-ага, похоже, уже обо всем с ними договорился.
Утром, надев свое самое нарядное платье — я тоже был в лучшем своем костюме, — Зияда отправилась со мной в загс.
В нашем городе это удивительное и, должно быть, самое уютное место. Нам показалось, что именно для нас приготовлены цветы на столах, развешаны на стенах картины.