Кладовка оказалась темной и вонючей. На крюке висел фонарь, но констебль его проигнорировал и прошел к большим двойным дверям в противоположном конце помещения. Он распахнул их, и жалкую комнатенку залил яркий свет послеполуденного солнца.
Прямо рядом с двойными дверями стояла газонокосилка производства фирмы «Рэнсомз». Я видела подобную машину в усадьбе одного из друзей леди Хардкасл, но никогда не думала, что увижу ее в крохотном регбийном клубе. Она была ростом с меня и весила, должно быть, целую тонну. Рядом с ней валялась на боку большая банка с маслом, и вытекшее из нее содержимое явно было источником следов, по которым мы и пришли.
– Итак, – сказала я, – мы видим здесь две цепочки следов, идущих в здание и возвращающихся обратно… А вот от газонокосилки на улицу идет всего одна. Похоже на то, что наш вор вошел через эти двери, наступил в масло, прошел по коридору, заглянул в окно, зашел в комнату заседаний, забрал реликвии и удалился тем же путем через кладовую.
– Я тоже так думаю, мисс, – согласился Хэнкок.
– Думаю, что снаружи вы всё обнюхали, констебль?
– Абсолютно всё, – ответил он со смешком. – Но ничего не нашел. Трава очистила его обувь от масла, и следы исчезли. Хотя, полагаю, он направлялся к дороге.
– Похоже на то, – согласилась я. – Что ж, больше здесь смотреть не на что. Пойдемте посмотрим, как идут дела у леди Хардкасл.
– Спасибо, дорогая, у меня всё в порядке, – раздался ее голос от двери. – И что же я здесь пропустила?
Я рассказала ей о своих мыслях по поводу следов, и она сама осмотрела кладовую, делая зарисовки по ходу дела.
– С его стороны было очень мило оставить такие явные следы, – заметила миледи, наклоняясь, чтобы рассмотреть разлитое масло.
– Я бы не придавал этому слишком большого значения, миледи, – вступил в разговор Хэнкок. – Глупость преступников – вещь широко известная. Так что этот был слишком туп, чтобы понять, какой след он оставляет.
– Возможно, – задумчиво произнесла леди Хардкасл. – А кто обнаружил ограбление?
– Уборщик, мэм. Лютер Редик.
– Ему можно верить?
– Абсолютно, миледи, – подтвердил констебль. – Умом он не блещет, но в остальном достойнейший человек. Пришел утром, чтобы убраться. Заглянул в бар, но решил начать с более легкого – с комнаты для заседаний. И наткнулся на следы. Прошел по ним в комнату, обнаружил пустую витрину и на велосипеде отправился прямиком к нам с сержантом. Сейчас он немного не в себе, так что мы отправили его домой.
– Это очень мудро с вашей стороны, – леди Хардкасл улыбнулась. – Должна признаться, что не являюсь специалистом по осмотру мест преступления, так что не знаю, что еще мы должны посмотреть. Думаю, что это мы оставим на ваше усмотрение, констебль.
– Спасибо, миледи. Но, честно говоря, не думаю, чтобы здесь что-то осталось неосмотренным. Я планировал все запереть и вернуться в участок.
– Отлично, – сказала миледи. – Мы пойдем вместе с вами.
В этот момент мы услышали, как открылась входная дверь.
– Есть здесь кто-нибудь? – раздался мужской голос. Я узнала Ланселота Трибли.
– Мы в кладовой! – крикнул констебль в ответ.
Выйдя из кладовой, мы столкнулись с мистером Трибли в коридоре. Он хотел сам увидеть пустую витрину. Мы оставили его, сказав, что подождем в главном зале, где удобно устроились в креслах рядом с печью. Констебль Хэнкок нетерпеливо мерил помещение шагами – он явно не мог решить, уходить ему или оставаться, но постепенно это хождение вывело его на улицу, на солнечный свет.
Наконец мистер Трибли закончил изучение места преступления и присоединился к нам в зале. Он плюхнулся на стул. Леди Хардкасл в недоумении приподняла бровь, но мистеру Трибли понадобилось время, чтобы это заметить.
– Прошу прощения, леди Икс, – произнес он с ленцой. – Вы не возражаете, если я присяду? Утро выдалось непростое.
– Прошу вас, – ответила миледи с легкой прохладцей. – Это же ваш клуб.
Мужчина ничего не ответил, а просто театрально вздохнул, откинул голову на подголовник и прикрыл глаза. Подумав несколько мгновений, открыл глаза и посмотрел на леди Хардкасл.
– Хотелось бы узнать, если не возражаете, – начал он тоном, который показывал, что его абсолютно не волнует, возражает ли леди Хардкасл или нет, – что, ради Бога, вы здесь делаете?