— Цвета!
— А?
Я гаркнула в ответ и слегка топнула ножкой.
— Перечисляй цвета!
Астория вытаращила свои ясные глазки и сосредоточилась так сильно, что я была уверена, ей сейчас хорошо виден кончик собственного носа. Набрав в грудь побольше воздуха, она, словно первокурсница на экзамене, собралась в очередной раз поразить меня своей невнимательностью, но тут, слава Мерлину, не выдержал Габриэль. Он зашумел, завертелся у моих ног, и вцепился ручонками в подол материнского платья.
— На руцки! Домой! Потом учить тетю! Ама-ама! — даже малому ребенку надоело играть с опилками и выслушивать одно и то же снова и снова. Одна польза — его мне обучать работе с письмами уже не придется!
— Он что-то хочет… — задумчиво протянула Астория.
— Кушать! — завопил во всю мощь своих легких Габриэль и попытался схватить недогадливую «тетю» за нос одной рукой, другой удерживаясь за мою шею. Вид у него был не очень доброжелательный.
— Всё Астория, будешь письма получать, лучше зови кого-нибудь. После обеда пойдем кухню изучать, договорились?
— Договорились… — она расстроилась. Не знаю, может показалось, конечно, но где-то внутри себя я до сих пор уверена, что сын, сидя у меня на руках и упершись взглядом в позади идущую Асторию, показал ей язык. И судя по тому, как удивленно он приподнялся и оперся на мои плечи, в ответ проказник увидел тоже самое. Дети, что с ними поделаешь? Этой миссис Малфой только на следующей неделе должно было исполниться восемнадцать, от моего двухлетнего сына она ушла недалеко, по крайней мере, в развитии. Но и хозяйкой дома она при мне никогда не станет. Девушка, как окажется, действительно питала слабость к леди Малфой, пусть и по не совсем понятным причинам. Думала, наверное, что я самая смелая и «романтичная», раз «решилась» бросить всё и выйти замуж за «тайного любовника». Кусочки из цитат, как вы поняли.
Я готова была аппарировать в Министерство к Люциусу и высказать ему все, что думаю о роли «наставницы» жены его старшего сына — во первых, во вторых — дать ему возможность вдоволь потискать обожаемого младшего сына, а в третьих — объявить, что младшим ему быть еще около шести месяцев. Я опять-таки была беременна, во второй, но не в последний раз. Ох уж эти кольца и моя метка! От сочетания всего вышеперечисленного у меня хватит сил родить еще не одного ребенка.
Мы подозревали, конечно, и вчера вечером Люциус меня спросил, лежа на кровати:
— Ну?
Я пробурчала ему из ванной.
— Не знаю, вроде да…
— Вроде? — забеспокоился супруг.
— Завтра утром Лайнус скажет точно!
— Ты сразу ко мне потом, ладно?
— Ладно!
Мне не сильно хотелось иметь еще детей. Объяснять, почему — глупо, вот и не буду глупить. Я и Габриэля то только выкормила, а тут… Тем более он, Габриэль, все еще вызывал во мне смешанные чувства. Его любили все. Он влюблял в себя с первого взгляда. И это не смотря на то, что улыбался редко, говорил еще реже, а других детей, к которым его как-то в гостях подсадил в манеж муж, чуть не убил стихийным выбросом магии. Одному малышу, внуку Кэрроу, пришлось руку Костеростом лечить, но не магия сына её покалечила, а тяжелые золотые часы, которые он обрушил на беднягу, не поделив с ним мяч. Удар был выверенным и прицельным. Я люблю сына, но не сильно. И ничего не могу с собой поделать. Габриэль это знал с первых дней жизни, и никогда не тянулся ко мне с такой щенячьей нежностью, как, например, к брату или отцу. Хотя ни слова упрека я от него не услышу и спустя годы. Меня он будет обожать, но настороженно, и каждый раз целуя, будет деликатно спрашивать разрешения, чтобы я не рассердилась в ответ на такие ненужные мне проявления чувств, в общем-то, довольно бесчувственного, жестокого и если уж совсем откровенно, нелюбимого сына.
Но это я не хотела детей, а вот Алиса мечтала подарить жизнь ребенку самого любимого на всем белом свете человека…
Её смеющееся лицо и перекошенное от злобы, оттого потерявшее всю свою «сладкую» красоту лицо Блейза, вытолкнуло меня из глубин памяти и я, не дождавшись ответа на мною же поставленный обвиняемому вопрос, твердо произнесла:
