— Нет. Одно дело шахматы, другое дело — история. — Сказал Пызин. Все посмотрели на шефа, он угрюмо кивнул. Но всем было понятно: запрет скоро рухнет и лектора порвут «Машеньку» на цитаты.
Галка сообщила, что взносы будет принимать у себя сразу после летучки.
— Ну, что ж, — сказал главный, — если ни у кого…
Но тут вскочил Карапет.
— Что у вас? — Неприязненно спросил Михаил Михайлович.
Карапет Карапетович несколько секунд борол волнение, потом сказал:
— У меня вопрос.
— Может быть потом, в рабочем, так сказать, порядке. — Дергая щекой попытался увильнуть шеф.
— Нет, нет, — бодро возразил Пызин, — если Карапет Карапетович хочет спросить, мы всегда можем ответить.
Михаил Михайлович сделал согласный жест руками, пожалуйста, товарищ заместитель, сражайтесь. Пызин встал. Но оскорбленный армянин смотрел не на него.
— Я хочу у вас спросить Михаил Михайлович.
— У меня? — С некоторым даже наивом в голосе поинтересовался шеф. Мол, я то тут причем?
— Я хочу спросить у вас, почему вы гоните меня как собаку, когда этому человеку позволяете все?
Главный насупился, ему все это было неприятно, но, вместе с тем, он и успокоился. Карапет явно выходил за рамки приличий, и его можно было одергивать, не обсуждая сути дела.
— Держите себя в руках, Карапет Карапетович.
— Что, если этого человека прислали сверху, то он может топтать людей и издеваться над ними как ему угодно, да Михаил Михайлович!?
— Ведите себя подобающе Карапет Карапетович!
Пызин сиял — соперник сорвался. Никто не любит скандалов и скандалистов, а Михаил Михайлович Александров, Пызин это уже понял, особенно сильно не любит. Заместителю можно было уже ничего не говорить, коротышка топил себя сам.
— Вы не ответили мне Михайлович Михайлович?!
— В таком тоне беседу я вести не намерен. Заседание окончено.
Волчок сидел у самого выхода из кабинета. Он охотно покинул летучку, на рабочее место не поспешил. У него было крохотное дельце к Тамиле Ивановне, он хотел просить отсрочки по платежам в общак.
Внутри там в кабинете еще что–то негромко кипело. Полностью ушли только Голубев с Воробьевым о чем–то очень конфиденциально переговариваясь, очевидно прикидывая, не последует вслед за антиармянским гонением, атака на гомосексуалистов.
Остальные толпились в предбаннике.
Лариса курила и перешептывалась с хитро улыбающимся Милованом, Галка делала большие глазищи за большими очками, как будто что–то предчувствуя. Мудрая Тамила Ивановна делала вид, что роется в сейфе, а сама одним глазом незаметно рылась в толпе сослуживцев.
Вышел, наконец, беззвучный, сосредоточенный, весь обрушившийся в себя Карапет. Все сочувственно, но молча на него косились. Он ни на кого не смотрел, он сопел и истекал потом. Было понятно, что лезть к нему с разговорами не стоит.
Прокопенко молча развернулся и пошел к себе.
Волчок глубже вжался в стул.
В этот момент открылась дверь кабинета, и на пороге появился Пызин с видом плодотворно потрудившегося человека. Он только что еще раз объяснил Михаилу Михайловичу, и даже доказал с цифрами в руках, что никакого национального подтекста в его деятельности на посту зама нет, никакими даже отдаленно политическими выводами данная ситуация не чревата. Компетентные люди, из числа тех, что сидят выше, в курсе. Просто им, новым замом, тихо и грамотно ликвидирована многолетня группка граждан, присосавшаяся к гонорарной ведомости «Истории». Карапет Карапетович человек с большим сердцем, и не может отказать дорогим ему людям. И не только армяне в списке. Вот Инга Вячеславовна Шмит, или Семен Антонович Тенин, они были отсеяны в первую очередь, уж потом дело дошло до всяких Гайков и Вегенов.
Михаил Михайлович мрачно молчал. Несмотря на бодрость зама, дело выглядело погано. Но, в конце концов, Карапет виноват по большому счету сам. Должно быть чувство меры, и не надо подставлять людей, которые хорошо к тебе относились. Главный отлично знал главное аппаратное правило — чтобы тихо! Можно почти все, но чтобы без скандала. Это тебе не фронт.
Пызин, выйдя в предбанник, увидел перед собой сопящего коротышку и сдвинул брови — это еще что такое?!
