Все все поняли и без второй фразы. Русский человек, когда его застают за открытым актом зоологического антисемитизма, всегда смущается, даже в том случае, если считает себя по сути правым.
Виктор Петрович нахмурился, сдвинул брови и выдвинул нижнюю челюсть. Ему не хотелось чувствовать себя виноватым, но в данный момент он не знал, как словесно оформить свое несогласие.
Учитель Вахин тут же принялся придираться к обстоятельствам дела, что есть лучший способ уйти от сути его. Он забормотал что–то начет того, что подслушивать нехорошо.
И тогда на первый план выступил Лукич. Он медленно встал со стула и стал прохаживаться за спиною Виктора Петровича по короткой дуге, то, уходя в полумрак, то, оказываясь на свету. Он был похож на разумного гуся до такой степени, что Ларисе показалось, что ее слегка мутит.
— Конечно, конечно, я с вами согласен девушка, это нехорошо. Мы люди вообще–то культурные, не цари Ироды. Мы против, против оскорбления достоинства нации еврейского народа. Против! Это бескультурно, это средневековье… Но, неизбежное здесь встает перед нами «но», вспомните, вспомните…
— Что вспомнить? — Сурово спросила Лариса.
— Хотя бы последний «Голубой огонек».
— Зачем?!
Говорящий гусь сделал два особенно глубоких кивка всем телом.
— Я ничего, ничего не хочу сказать, повторяю, я ничего не хочу сказать, но вы же сами должны были обратить внимание. Кобзон, Хазанов….. Вы обратили внимание?
— Нет.
— И так большинство! Народ наш наивен как большой ребенок. А страна наша называется Россия.
— Страна наша называется Советский Союз. — Тихо сказала Лариса. Но гусь проигнорировал ее слова.
— И вот в этой стране России, на центральном телевидении нет ни одного русского человека. Я ничего не хочу сказать. Антисемитизм плохая вещь, скверная даже, но по чьей вине она возникает?
Ларису отчетливо мутило.
— Ответьте мне, уважаемая борец за права угнетенных выходцев сионизма.
Она встала и молча двинулась к выходу из избы. Вырвало ее на полдороге к ленинскому забору. Рот она прибрала свежим снегом, слезы лежали на щеках как слюда, звезды оказались висящими так низко, словно были заинтересованы в происходящем на этом малаховском дворе. Нет, негоже стоять по колено в снегу и хлестать желудочной жидкостью. Лариса отправилась к потайному, хозяйскому туалету, чтобы довершить процедуру очищения.
Когда она вернулась в дом, первым к ней подбежал Лукич, причем с сумбурными извинениями. Он пытался объяснить девушке, что «ни единого больше словечка по теме. Мы ни в чем тут все не виноваты. Верьте, мне верьте. Мы же думали — не слышно».
Лариса от него рассеяно отмахнулась, ей было довольно все равно, в основном хотелось лечь. Она вошла в «свою» комнату и плотно–плотно прикрыла за собой дверь. Разделась в беззвучной темноте. Первое, что поразило ее в тот момент, когда она легла, это ощущение абсолютно холодной постели.
Руля исчез.
Некоторое время Лариса лежала в темноте. Потом села. Очевидно под воздействием размышлений.
Зажгла настольную лампу, осмотрела комнату. Потом включила верхний свет и опять все осмотрела. «Жених» не захламлял «их» комнату своими вещами, поэтому она долго не могла понять, забыл он что–нибудь из них или нет. Ни сумки, ни галстука, ни рубашки. Ничего такого, что можно было бы привезти в Староконюшенный бросить ему в физиономию и сказать, что она о нем думает.
Она не знала, какими словами назвать случившееся, но зато точно знала, что он ее предал. И между ними все кончено. Было почти весело на душе. Решение принято. Хватит, эксперимент не удался, вернемся к высшему образованию. Очень не хотелось бы потерять повышенную стипендию. Это паукообразное в очках не стоит повышенной стипендии.
Лариса хищно прошлась по комнате.
Она была довольна собой, но немного недовольна ситуацией. Хотелось поставить эффектную точку. Даже необходимо было ее поставить. Невыносимо сознавать, что поганец Руля и его ненормальное семейство не знают о том, что она вынесла им окончательный приговор. Где и когда это произойдет?
Ждать сил нет!
Ждать, это пребывать в состоянии унижения, этого она больше переносить не могла. Столько месяцев переносила, а теперь не может, такой вот характер.
