— А я оттуда родом. Из Белоруссии. Они были там в монастыре. Я им сказал, что я оттуда родом. Они купили еще пива. Сказали — поехали с нами. Будешь третьим богатырем. Они считают, что Пит — Илья Муромец, Кит — Добрыня, а Алеши Поповича у них нет.
Лариса посмотрела на парня внимательно, и подумала, что все сходится. Свой вариант про Маркса — Энгельса надо отставлять, парубок нисколько не тянул на молодого Ленина.
— Целый день таскаемся по городу. Были у трех вокзалов, у трех тополей на Плющихе.
Смешно, думала Лариса, и еще думала сказать журналисту, что они земляки или нет. Слоним ведь всего в трех километрах от Жировиц. Не сказала. И даже не сумела бы объяснить почему.
— А почему у тебя нет акцента?
— А я учился в русской школе. В Жировицах была белорусская, но я ездил в Слоним.
Надо отсюда исчезать, думала Лариса, с трудом и без интереса поддерживая беседу с белорусским парубком.
— Ты посиди тут, я сейчас вернусь.
Она взяла свою сумочку и выскользнула под начинающийся дождь. Младший богатырь посмотрел ей вслед, думая почему–то, что он ее больше никогда не увидит. Но она собиралась всего лишь позвонить. Сначала Лиону Ивановичу… нет, сначала Раулю домой, если он уже там, то пусть скажет, что ей теперь делать в логове Рыбы. Набирала номер дважды. Подходила и убийственно ласковая маман, и замедленная сестрица. Рауль явно не было, он всегда первым хватал трубку, жил постоянно в поджидании клиента. Теперь Лион Иванович — вообще никто не подошел. Не получится свалиться как снег на голову, мол, расхлебывай, раз заварил!
Что ж, надо возвращаться.
Переночуем, раз за ночлег все равно заплачено.
Алеши Поповича в мастерской не оказалось. Всего лишь два самодовольных храпа на втором этаже. Парубок исчез, ей было наплевать на это. Нет, даже интересно, почему она до такой степени его не стесняется. Прошлась, села, тупо разглядывала строи бутылок на полу. Странно, столько вокруг уже всего произошло, и пили, и спали, а они по–прежнему в строжайшем порядке.
Вдруг зазвонил телефон. Откуда–то из угла. Кто это? Рауль? Лион Иванович?! Откопала на кресле под тряпьем потрескавшийся, грязный аппарат. Прошептала «да» в трубу, там вздохнули чужим голосом, и связь прервалась. Причем здесь, Лион Иванович, одернула себя Лариса, откуда ему знать здешний номер?! В ожидании повторного звонка свернулась в широком кресле. И Руля не при чем, сбежавшие мужчины не звонят. Все равно, надо где–то провести ночь. Только страшно засыпать. Хотя, почему страшно? С ней уже случилось все самое недопустимое, теперь–то уж чего!
Проснулась от похлопывания по плечу.
— Руля!
Он был не один.
— Зажги свет. — Скомандовал он кому–то за спиной.
— Легко сказать, зажги. — Ответил тонкий иронический голос. — Где тут выключатель?
— Где–то тут.
Свет зажегся, какой–то тусклый, несчастный, почти не электрический.
— Коня не было? — Спросил Рауль у Ларисы. Она ничего не ответила, только спустила ноги с кресла. Прислушалась, наверху не храпели.
— Кто тут был? — Тем не менее, спросил Рауль.
— Приходили…
Рауль брезгливо огляделся.
— А ты чего?
— В смысле?
— Почему не убралась, нам здесь жить, между прочим.
Лариса похлопала глазами.
— Слушай, Лара, ты так на меня смотришь, как будто тебя только что трахнули.
Она не успела ничего сказать, из туалета вышел незнакомый молодой, очень кудрявый человек и продолжил разговор, начатый, надо понимать еще вне мастерской.
— … накапливается что–то вроде статической энергии, и надо просто научиться ее использовать, понятно?
— Да, — сухо сказал Рауль, оглядываясь.
— С какого–то момента кино, даже гениальное смотреть бесполезно, ничего уже оттуда не выколупнешь. Или только лишь самые мелкие детали. Например, у нас в Протвино показывали в клубе недавно «Кавказскую пленницу»…
— Поздравляю.
— Все знают текст и видеоряд наизусть, но я смог, смо–ог. Вот скажи мне Руля, какие буквы стоят на номере машины, на которой промышляют эти трое, Бывалый, Вицин и Никулин?
— Что? — Рауль прошелся по комнате.
Кудрявый самодовольно улыбнулся, что в призрачном пыльном свете местного электричества смотрелось отвратительно — какой–то веселящийся мертвец.
