Как–то само собой стало считаться с какого–то момента, что Лариса «включена в список». Краем уха услышавший такой разговор Бабич бросился к ней с радостным известием, она лишь едва заметно усмехнулась, выпуская облачко сигаретного дыма. Не переспросила что за «список», и выразилась в том смысле, что попробовали бы они поступить как–нибудь иначе.
Депутатское кресло забрезжило в несложном, почти разгаданном лабиринте ближайшего будущего. Бабич тоже быстро освоился с мыслью — если не Лариса проходит в Думу, то кто же тогда?
Но оставались волнения — как это будет?
Она не бросилась просовывать туфлю в наметившуюся щелку, решила, что будет сохранять достоинство. Она, разумеется, знала какая телефонная истерия царит в предвыборных коридорах. Какое ползание на брюхе перед теми, кто решает, какие обещания ноги мыть и воду пить, но себя она ставила заведомо выше. Никого, ни о чем она не будет просить. Принесут мандат на блюдечке.
Конечно, предстоят мелкие и многочисленные технические вопросы. Какие–то ведь нужны бумажки? Куда бежать? Что заполнять?
Один из друзей Аристарха, дважды герой Советского Союза и член совета директоров солидного банка, пригласил к себе Ларису в офис на Остоженке. Он регулярно бывал у художника и ему ничего не стоило переговорить с нею прямо во флигеле, в одном из его творчески захламленных уголков, но он счел необходимым пригласить ее в официальный интерьер, дабы исключить всякую двусмысленность ситуации, снять с обсуждаемого вопроса всякий домашний, приватный оттенок. Сразу заговорил о деле. Он посоветовал самым срочным образом оформить деятельность ее организации «Братья и сестры» официально. И объяснил, как это делается.
Учредительный съезд, пакет документов и т. д. Обещал юриста в помощь.
— А к кому обратиться со всеми этими бумажками в минюсте, я вам потом скажу.
— Спасибо Сергей Иванович.
— Ну, что вы, Ларочка, одно дело делаем. Вы примкнете к сельхозникам, пойдете по их списку.
— Какой я сельхозник, Сергей Иванович, у меня даже дачи нет.
— Намек ваш понял, и вы поймите мой.
— Сельхозники, это ведь практически коммунисты.
Дважды герой спокойно кивнул.
— Я же говорил, одно дело делаем.
— Я столько раз нападала на Зюганова, а теперь…
— А теперь не будете нападать.
— А что я скажу своим… ну, резкая же перемена курса.
Дважды герой посмотрел на нее с таким удивленьем во взоре, что стало понятно, насколько глупый вопрос она задала.
Предвыборный процесс вошел в свою официальную фазу.
Лариса подготовила все нужные бумаги.
В загородном пансионате за большим круглым столом, в присутствии телекамер Ларисе предстояло в самое ближайшее время поставить свою подпись от имени организации «Братья и сестры» за вступление в блок «Городские аграрии», который в свою очередь должен был влиться в партию, которой гарантировалось прохождение в парламент. Когда ее иной раз иронически спрашивали (например, ехидный Милован, или тот же Бережной), как же так, где же твой столь яростный еще совсем недавно антибольшевизм? Ведь «сельхозы» это просто запасной отряд КПРФ. Она отвечала, что она баллотируется не от Зюганова и компании, а от народа и земли. И в ее тоне звучало что–то такое, что остроумцы предпочитали больше на эту тему не заговаривать.
Чтобы раз и навсегда закрыть тему в своем окружении, она сама во время одной из теперь уже редких совместных пьянок, наехала на Прокопенко и Волчка: что, считаете меня такой–то и такой–то? Те в ужасе стали оправдываться, за этим занятием и провели весь вечер. И Лариса не мешала их изобретательности по этой части. Отношение и прочих сотрудников к ней также стало более пиететным. Все очень старались никак ее не задеть. Тойво церемонно раскланивался, Галка несколько раз забегала поболтать, и удалялась, делая вид, что не заметила, что ее фактически выпроводили.
Служебное положение Ларисы было редкостным. Она продолжала сохранять ореол гонимости, что сообщало особый тон всем ее движениям, но при этом всем было известно, что она набирает значительную официальную силу, и скоро совсем взорлит.
Ребров демонстративно не замечал, что она давно уже ввела свой собственный график работы, и появляется в кабинете тогда, когда ей это нужно. Не пикнув принял план работ ее отдела, где на первом месте был курс лекций «Поля русской славы» — Куликовское, Бородинское, Прохоровское. Никаких россказней о прелестях лендлиза, о десятках тысяч заокеанских студебеккеров и виллисов, груженых тушенкой, якобы поступивших на подмогу Красной Армии с помощью непотопляемых английских конвоев. Сверху рекомендовалось напирать как раз на такие темы, чтобы угодить новым западным товарищам. А она вишь ли, поля! Ребров молчал, но бесился.
