— До, но как у меня мог родиться такой бестолковый и безвольный сын, Ситников?
— Он не родился безвольным и бестолковым. Просто на него всегда давили ваши семейные неприятности. И его так часто попрекают тобой, что понять его нетрудно.
— Попрекают мной?! (Пётр вспомнил ехидное выражение лица завуча Егора Васильевича, с которым тот обычно упоминал о его отце.) Но… разве я не смог стать могущественным магом? Где же я? Почему я не могу прийти им на помощь? Что, я лишился своей магической силы?
Ситников как-то печально посмотрел на Петра.
— Ты был лишён её завучем своей школы после того, как нарушил один из самых жёстких параграфов Дисциплинарного Уложения. С тех пор ты всего лишь обычный человек. И знаешь, это не так уж плохо.
Неизвестно, что теряешь, а что находишь. Даже неудачники заботятся о своих детях. Старый знакомец. Разве можно остаться равнодушным к женским слезам? Воздушная погоня. Смутное воспоминание. «Их двое!»
Так скверно, казалось, Пётр не чувствовал себя ещё никогда в жизни. Он едва держался на ногах, ощущая, как кровь прилила к вискам и тошнота подступила к горлу. Вся жизнь была перечёркнута. Всё, что имело для него смысл, оказывается, не более чем иллюзия, недолгое развлечение его школьного детства. Год-два — и он будет исключён из школы номер семь. И дальше он проживёт жизнь обычного человека, такого, как его дядя. Что, подобно дяде, он тоже станет писать фантастические рассказы? Пётр представил себе это на мгновение и тут же отогнал от себя тоскливую перспективу. Нет, только не это…
— Значит, мне осталось совсем немного до того, как это случится? — он поднял на Ситникова невидящий взгляд. — И… что я буду делать дальше?
— Пётр, не расстраивайся. Когда мы вернёмся, я постараюсь сделать так, чтобы ты об этом забыл… — утешение, мягко говоря, было не из лучших.
— Да какая разница! — едва сдерживая рыдания, воскликнул Пётр. — Какая разница, буду я об этом знать или нет! Вот если бы я заранее узнал, когда и почему это случится и что я должен делать или не делать, чтобы не нарушать Дисциплинарное Уложение!
— Нельзя вмешиваться в судьбу, — неуверенно начал Ситников, но тут же осекся. Ведь он притащил Петра в будущее не иначе как для того, чтобы попытаться перекроить судьбу. Правда, в уготованном детям Петра тюремном заключении он видел куда большее зло, нежели в предполагаемом лишении Петра магической силы. Она и сейчас вызывала у него снисходительную усмешку. — И потом, никакие запреты не действуют, когда речь идёт о человеческих чувствах. Как знать, не потеряешь ли ты, не нарушив Дисциплинарного Уложения, нечто для тебя важное? Ладно, пока мы не должны терять время. Тебе пора. И постарайся успокоиться. Независимо от того, доволен ты тем, как ты проживёшь свою жизнь, или не доволен, позаботиться о своих детях ты обязан.
Пётр ещё раз внимательно посмотрел на глянцевую страницу.
— Тут сказано, что преступление было совершено 5 марта 2027 года. Но на компьютере в машине стояло 4 марта.
— Естественно. Мы прибыли на день раньше, чтобы успеть всё это предотвратить.
Ситников ещё раз посмотрел на часы.
— Чёрт! Мне пора. Мне тут тоже надо кое-что сделать. Это не имеет отношения к твоему сыну. Нам нужно идти. Я доведу тебя до кафе «Дробь восемь» и слетаю по своим делам.
— А Соня?
— Я сразу же вернусь за ней. Заберу её в машину и подъеду к кафе. И там буду тебя ждать. — Он погладил по плечу расстроенного мальчишку, мучительно соображая, как бы его подбодрить. — Не волнуйся, мы сразу вернёмся, и вы ещё успеете на свой фестиваль. Если, конечно, она проснётся и нам не придётся коротать время где-нибудь на лужайке в ожидании её пробуждения.
Они быстро зашагали по улице.
Поначалу Пётр тоскливо смотрел себе под ноги, но потом любопытство взяло верх, и мало-помалу он стал оглядываться по сторонам. То, что он увидел, превзошло самые смелые предположения. Вокруг громоздились высотки из зеркал и металлических каркасов. По улицам медленно двигались очень немногочисленные автомобили закруглённых конструкций, напоминающие лодочки из американских горок. Основная же масса транспорта переместилась вверх, подобно машине времени, на которой они прибыли в это царство стеклопакетов. Вместо привычных телефонных будок всюду торчали яркие столбы с афишами и укреплёнными на них видеотелефонами. Одежда, как отметил Пётр, стала более консервативной — женщины преимущественно носили длинные, до пят, юбки и плащи.
