«Отчего же это переменилося, папенька? Вить государь Петр Алексеевич мечтал лишь о том, чтобы сделались мы как теперь, то есть не хуже Европы!»
«Мы спасли государства европейские, маленькая Нелли. Из далеких песков пришла неслыханная сила, именем татары. Были они дики и свирепы. Пепелища и пирамиды из людских черепов оставалися за кровавым этим племенем. Много русских городов они сожгли до основания, многое множество русских людей обрекли лютой смерти, покуда не покорили Русь. Но мужество наше подорвало их силу. Лишь слегка потревожили татары Европу, которую хотели также покорить. Даже не на всю Русь их достало. Непокоренною осталась торговая республика Новгородская».
«Папенька, что такое республика?»
«Равноправное устройство жизни, Нелли. Все граждане равны, как братья, и нету над ними ни царей земных, ни знатности рода. Новгородцы все занимались торговлею и плавали в дальние страны».
По чести сказать, Нелли, в отличие от папеньки, не слишком привлекало жизненное устройство без царя. К тому же…
«Папенька, неужто все-все новгородцы были вовсе одинаковы?»
«Понятное дело, некоторые были удачливее в торговых делах, а значит — богаче».
«Папенька, тогда получается, что ежели люди живут братьями без царя и знатности рода, неравенство промеж них идет по богатству?»
Кирилла Иванович отчего-то сердился. А все-таки интересно было слушать про колокол, который сзывал всех горожан на совет-вече, чтобы решать важные дела.
«И пошло с той поры две русских жизни, маленькая Нелли. В одной русские, татарами завоеванные, много дикости переняли от них и многое утратили в образованности и благом устройстве. Переняли варварскую пышность в одеждах, жестокость к слабому и раболепие с сильным, переняли неуважение к милому идеалу, каковой являет в жизни нашей женщина. Все сие — черты азиатские, дитя! Во второй же русской жизни, новгородской, цивилизованность сохранялась. Даже монеты, что татары чеканили, новгородцы не принимали у себя к обращению, тако презирали они азиатов. Но шло время, и в завоеванной части народа русского стали копиться силы к освобождению. Наконец русские свергли татар, и цари наши стали иметь лишь Бога над собою. Но увы, даже от дурной привычки трудно отучиться враз. Помнишь, как ты повадилась было класть локти на стол? Сама ведаешь, как трудно отвыкать. Тысячекратно трудней изжить дурной образ жизни, когда не одно поколение предков с ним свыклось. Много жестокого было, когда поднималося царство Московское. И одною из жестокостей было покорение Новгорода, братоубийственная война. Со всех сил сопротивлялися новгородцы. Многое еще узнаешь ты про великую женщину по имени Марфа, ревнительницу свободы. Не во всем была она права и зря искала союзников в литвинах, русских врагах, но была она великая женщина. При царе Иоанне Третьем ее пленили и увезли в Москву вместе с вечевым колоколом. Так их и отвезли вместе — гордую старуху Борецкую и колокол вольности. Но худший поход против Новгорода предпринял внук Иоанна Третьего Иоанн Грозный. Шесть недель длился кровавый погром Новгорода, шесть недель опричники резали, топили, бросали в огонь не токмо мужчин, но и стариков, женщин и детей. Шесть недель грабили великий город».
«Папенька, Иван Грозный был дурной человек? Как же Господь допустил его царем?»
«Был он тиран, а Господу до земных царств нету дела. Всякая власть — уставление человеческое».
Но тут уроки исторические заходили уже в ту область, где Нелли не о чем было с отцом беседовать. Как же всякая власть — уставление человеческое? Зачем тогда цари — помазанники Божии? Объяснять это Кирилле Ивановичу не имело смысла. Но вить и со своей стороны он прав — для чего Господу дурной помазанник?
— Слышь-ко, молодой барин, Тосна! Лучше б здесь ночевать.
Нелли вздрогнула. Из ноздрей Нарда валил белый пар, а в кустарниках вокруг дороги, словно куски разорванной кисеи, лежали клочья тумана. Серый сумрак ровно окутывал серые крыши строений, начинавших собою незначительное селение.
— Видно, придется. Теснотища небось в почтовой-то избе!
— Тут и крестьяне на постой принимают, есть и чистые горницы.
