«Иначе уже летела бы вниз», – мрачно подумала ийлура.
И, ловко скользнув в окно, спрыгнула на ковер. В покои метхе Альбруса.
– Уфф… – она сдула упавшую на глаза прядь.
Пока все складывалось удачно: стражи метхе, видимо, остались снаружи, а сам Альбрус действительно отправился учить молодняк. Эристо-Вет быстро огляделась: очутилась она в спальных покоях, отсюда массивная дверь вела в кабинет, где, как правило, метхе принимал жаждущих аудиенции.
«И там же он лечил Дар-Теена.»
Она поймала себя на том, что – к великому своему стыду – даже не думала о том, а исцелен ли Дар-Теен или уже отправился к небесному Покровителю. Тряхнула головой. Да нет же, как раз здесь нечего опасаться. Если метхе взялся за целительство, то обязательно поможет. Эристо-Вет была свидетельницей того, как за два дня Альбрус исцелил кэльчу, у которого был сломан позвоночник. Кэльчу самостоятельно встал на ноги и долго целовал край бархатных одежд синха… Правда, о том, что было с этим счастливчиком дальше, Эристо-Вет не знала.
…Покрутив головой, ийлура первым делом занялась кроватью. Пошарила под подушками, приподняла перину. Ничего интересного. Да и что можно найти в кровати? Разве что полотенца и ночную сорочку… Вдруг пальцы наткнулись на что-то твердое и квадратное. Она извлекла из-под покрывала книгу и разочарованно вздохнула – «Подвиги великого Элхаджа». Тьфу. И метхе читает подобную чушь? Тем более, что по мнению самой Эристо-Вет, упомянутый Элхадж никаких подвигов не совершал, а делал исключительно одни гадости. Если бы Дар-Теен увидел эту книжицу, наверняка бы разозлился; слишком хорошо он помнил, как Элхадж бросил его умирать под обрывом…
Усмехнувшись, Эристо-Вет положила книгу на место и занялась письменным бюро. Вот здесь было куда как интереснее: письма, письма, письма… Но ничего такого, что позволило бы нащупать путеводную ниточку. А вот толстая, в богатом переплете книга – легенды Сумерек, переведенные на ийлурский. Вот ведь странно, почему язык Санаула никогда не переводили на язык синхов? Или все дело в том, что синхам были неинтересны сумерки? Эристо-Вет выдвинула плоский кожаный пенал для писчих принадлежностей. Ого, а здесь что?
Сердце подскочило, грозя выпрыгнуть из груди. И Эристо-Вет дрожащими пальцами извлекла из-под жесткой крышки с золотым тиснением три листка, исписанных красивым почерком и явно вырванных из небольшой книжки.
– Любопытно, любопытно, – пробормотала она.
Пришлось подойти к окну, чтобы разглядеть буквы. Оказалось, писал ийлур, и писал он…
Лабиринт сумерек – священное место, где каждый познает себя таким, какой он есть. Но далеко не каждый способен преодолеть сумерки в своей душе и свернуть на нужную дорогу. Много алчущих истины сгинуло в лабиринте…
Она, затаив дыхание, пробежалась взглядом по следующему листку.
И раз в столетие на священном древе вырастает новое Око Сумерек.
… И тот, кто завладеет им, станет подобным Богу.
– Побери меня Шейнира, – растерянно прошептала Эристо-Вет.
Кусочки мозаики один за другим становились на свои места. И, хоть и оставалось много неясного, кое-что начинало обретать весьма четкие контуры.
Старинное блюдо Вееталя… Там был изображен элеан, обращающийся с молитвой к священном древу! Да и сам лекарь был далеко не так прост, наверняка он что-то заподозрил, увидев рану Дар-Теена, а потому решил избавиться от того, кто странным образом оказался связан с тайным сокровищем Сумерек…
А обрывок, найденный Дар-Тееном у Посвященного?.. Там ведь было – «обен бо». Подобен богу!..
– Побери меня Шейнира, – повторила Эристо-Вет, – как же я была слепа!
Она взглянула на последний листок. Там, на полях, было написано: «год 800 от сотворения. Ин-Шатур, Посвященный Храма Фэнтара Светоносного».
Вот так. У метхе Альбруса оказались – неведомо как обретенные – листки, вырванные из дневника убитого Ин-Шатура.
Тогда… не сам ли метхе расправился с Посвященным? Может быть, не стоило так поспешно обвинять в этом Нитар-Лисс?
Стараясь унять дрожь в пальцах, Эристо-Вет навела порядок в бюро и двинулась к распахнутому окну.
* * *
…Она успела.
Стоило только притворить окно, как бесшумно распахнулась дверь, и из темноты коридора вылился долговязый силуэт Альбруса.
