– А как же?..
Эристо-Вет едва не выкрикнула – а как же вы, уважаемый лекарь? Отворачиваетесь в страхе? – но не успела.
– Я дам ему снадобье, которое поддержит силы, – сухо закончил элеан, – и мне понадобится некоторое время, чтобы изучить записи моего отца, который был неплохим лекарем в горах. Надеюсь, наш дружок достаточно силен, чтобы продержаться до завтрашнего утра.
* * *
…Никого не было рядом – ни прислуги, ни Вееталя, деятельность которого ограничилась тем, что он влил Дар-Теену еще несколько глотков из склянки, бормоча при этом, что раненый просто обязан дожить до утра. Потом лекарь удалился и заперся у себя в библиотеке, напротив комнаты, где остались ийлуры. Эристо-Вет поначалу прислушивалась к легким шагам элеана, к шелесту переворачиваемых страниц; все ждала, что откроется дверь, и господин Вееталь – растрепанный и раскрасневшийся – выскочит оттуда с воплем «Нашел!». Но часы шли, Дар-Теен по-прежнему лежал неподвижно и не приходя в сознание, лекарь не выходил из кабинета. Эристо-Вет пошарила взглядом по гостиной, ее мучила жажда, но воды не обнаружила. Звать прислугу она не решилась.
«Подожду еще часок», – решила ийлура.
Приложила пальцы к шее Дар-Теена и облеченно вздохнула, почувствовав слабые толчки крови. В общем, состояние Дар-Теена не ухудшалось – или же не ухудшалось столь быстро, чтобы это было заметным.
От нечего делать Эристо-Вет принялась ходить по комнате, рассматривая собранные Вееталем безделушки. Фарфоровые статуэтки, вазочки, изготовленные в лучших традициях сумеречного народа – узкие и высокие, но раскрывающиеся диковинным цветком кверху. Затем в одном из посудных шкафов Эристо-Вет высмотрела занятное блюдо. В целом, это было самое что ни на есть обычное фарфоровое блюдо, быть может, отличавшееся от своих собратьев лишь размерами: на нем с легкостью бы разместилась испеченная целиком индейка. Заинтересовала Эристо-Вет роспись: элеан, коленопреклоненный перед высохшим деревом. На самой нижней ветви сиротливо трепетали последние листки, почему-то изображенные в виде квадратов. Или кубов – разобрать было сложно.
«Любопытно», – подумала Эристо-Вет и, убедившись, что никто за ней не подглядывает, взяла блюдо в руки.
Оказалось, Вееталь коллекционировал не только бесполезные вещи, но еще и вещи очень старые. Можно даже сказать – древние. Покрытое сеткой мелких трещин и кое-где даже надколотое, сие блюдо являло собой образец утвари – «кажется, века Мечтаний» – вспомнились уроки метхе Альбруса. Именно тогда элеаны начали делать посуду с росписью в синих тонах. Ну, а то, что каждый изображенный сюжет имел свое, особое значение – так у детей Сумерек было всегда, от начала мира.
«Спрошу у Вееталя, что означает элеан перед древом», – подумала Эристо-Вет, осторожно возвращая находку на место.
И тут же ей стало невыносимо стыдно. Покровители! Да как же она может глазеть на тарелки и прочие горшки, когда Дар-Теен, ее Дар-Теен…
Эристо-Вет на цыпочках вернулась к постели и уселась на табурет. В голове куролесили самые разные мысли, приводящие в смятение и без того растревоженную душу.
«Постой-ка, милочка… С чего это ты так заговорила, а? Мой Дар-Теен… Ха! Не ты ли его прогнала той жасминовой ночью? А теперь, когда прошло несколько лет, теперь ты вдруг поняла, что была неправа… Не слишком ли поздно?!!»
От ехидного голоса совести не спрячешься.
Ийлура смотрела на безжизненный профиль ийлура и мысленно молила Фэнтара о самой большой милости – позволить этому воину остаться в Эртинойсе.
То, что было – прошло. И пусть даже Дар-Теен никогда больше не вернется к ней, как к своей женщине – пусть он хотя бы останется жив…
Шорох у входа.
Эристо-Вет подскочила; вот он, наконец-то, Вееталь!
Но нет. Выгибая спину, о дверной косяк терлась большая кошка.
Ийлура разочарованно вздохнула и отвернулась.
…А потом она задремала, убаюканная одиночеством и сонной тишиной. Задремала, сидя на табурете и положив руки и голову на край кушетки, и ей приснился странный, неприятный сон.
… Ийлура была совершенно одна. И медленно брела вперед сквозь лабиринт, где было пусто и тихо – только сквозь отверстия в потолке лился грязноватый свет сумерек. Эристо-Вет не знала,