Кормухин неожиданно вздрогнул и покачал лысеющей головой.
– Вы чего базарите, коллеги? – обратился он к Станиславу Семеновичу и Олегу.
– Павел, спишь – и спи. Продолжай, – кивнул Кормухину Бархатков.
– Нет, я хочу понять, что здесь происходит, из-за чего вы завелись и не даете мне поспать.
– Да ничего мы не завелись, просто разговариваем.
– А чего у вас такие лица, словно вы хотите броситься один на другого, как цепные псы?
– Да помолчи ты! – одернул своего подчиненного Станислав Семенович и вновь полез в карман за портсигаром.
– Дай закурить, – попросил Кормухин.
Щелкнула зажигалка, осветив землистое с глубоко впавшими глазами лицо Павла Иннокентьевича.
– Выглядишь ты, Павел, хреново, – сказал Станислав Семенович.
– Да я и сам знаю. Что-то желудок в последнее время барахлит.
– А ты поменьше употребляв коньяк, тогда и желудок будет в порядке.
– А что мне еще остается делать? – с философской задумчивостью заметил Кормухин. – Ведь у меня ни жены, ни детей, ни любовницы.
– Так заведи себе любовницу. Денег-то у тебя хватит на самую шикарную бабу, – рассмеялся Олег Пескаренко.
– Молчал бы ты, мальчишка.
Кормухин был лет на восемь старше Олега и поэтому иногда позволял себе немного пренебрежительный тон в разговоре с Пескаренко. Но этот пренебрежительный тон был только в приватных разговорах, в тех разговорах, которые не касались проблем науки. Когда же речь шла о химии, Кормухин слушал с расширенными от восхищения глазами и заискивающе улыбался Олегу Пескаренко, а затем подходил к Станиславу Семеновичу Бархаткову, крепко сжимал его локоть и шептал на ухо:
– Что здесь делает Олег? Я не пойму. Ведь он гений, светлая голова!
– Работает, работает, – как правило, отвечал Бархатков и улыбался, чуть презрительно и в то же время радостно.
Он, как всякий ученый, ценил чужой талант, да ведь и жили они, и деньги получали только благодаря Олегу.
Это Пескаренко придумал оригинальную методику, по которой можно синтезировать сильнодействующий наркотик. А самое главное, что производство их наркотика было в несколько десятков раз дешевле, чем на Западе.
И именно это позволяло получать огромные деньги тем, кто стоял над лабораторией.
Правда, об этих людях ни Пескаренко, ни Бархатков, ни Павел Кормухин ничего не знали. Их непосредственным начальником, координатором и попечителем был Владимир Владиславович Савельев, отставной полковник Комитета государственной безопасности. Он отвечал за охрану, отвечал за производство и еще за тысячу разных проблем.
Сейчас у каждого из ученых в кармане лежала пухлая пачка денег.
Олег решил не продолжать этот разговор и подвинулся к окну, прислонившись к нему головой. Но автобус трясло, голова вздрагивала. Тогда он положил руки на переднее сиденье и уткнулся в них лбом. Ему было не по себе.
Уже прошло полгода, а может, чуть больше с того момента, как Олег стал задумываться над тем, что он делает и зачем делает Да, он был вынужден заняться этим делом. Но, во-первых, оно представляло для него чисто научный интерес Проблема с научной точки зрения была очень сложной, и Олег, пробившись над ней месяцев шесть, блестяще разрешил ее, найдя выход. Гениальное по своей простоте решение, о котором знали только три человека. И сейчас все эти трое ехали в одном микроавтобусе.
Олег почему-то подумал, что вот если бы сейчас их микроавтобус налетел на какой-нибудь бензовоз или врезался в грузовик, вспыхнул, загорелся, взорвался, то тогда, может быть, тысячи наркоманов остались бы без наркотиков. И, возможно, еще тысячи или десятки тысяч людей были бы счастливы, не стали бы наркоманами.
Но он прекрасно помнил слова своего шефа, Станислава Семеновича Бархаткова, который, когда Олег впервые заговорил с ним о том, что они занимаются грязным делом, сказал:
– Слушай, Олег, ты годишься мне в сыновья. И я хочу тебе сказать так, как я сказал бы своему сыну. Если не ты, если не я или Кормухин, то все равно кто-нибудь сделает это И скорее всего, уже делает. А тут самое главное, что мы первые Представляешь, если бы не мы сделали нейтронную бомбу, я уверен, ее сделал бы кто-нибудь другой. Важно было изготовить ее первыми.
