Павел мучил себя картинками, мучил обязательным чтеньем новых книг, мучил странными мыслями. Он и его попытался мучить. Например, приставал, требуя, чтобы Гошка учился.
С Павлом ему было хуже, чем с самим собой.
А идея все крутилась и крутилась, поворачивалась то одним боком, то другим, представляла себя в соблазнительнейших видах. «Отдохнешь от всего», — доверительно шипела идейка. И поджимал осенний туберкулез — слабостью, возвратом мерзких ночных потов, предрассветным кашлем с сильным мотанием головой (получалось собачье «гав! гав! гав!»).
Болело сердце, пришла бессонница.
Он не ложился, просиживал ночи, глядя перед собой. И слышал машинные вскрики, легкий ночной гул. Так же явно слышал — ходят невидимые, садятся на табуреты, стучат ногами: туп-туп-туп… Вот старый, рассохшийся табурет скрипит под незримой тяжестью садящегося на него. «Ходи… ходи…» — говорил Гошка невидимым. Он знал — это бродят его плохие дела.
Проступал страх.
2
Но самосохранность его вздыбилась, Гошка пошел к специалисту по сердечным болезням. О нем говорили, что он «собаку с шерстью съел».
Принимал спец в платной небольшой поликлинике, удовольствие стоило два с полтиной.
Сидя в очереди, Гошка рассуждал: «Какая может быть надежда вылечить сердце? Разве — операция. И ведь надеются, дураки!..»
…— Видите, дорогуша, — сказал ему сердечник. — Ничего я не нахожу у вас, совсем не нахожу. Нет, нет и нет… Чуть сдвинута фаза, легонькая гипертонийка внутреннего круга… Нервы расхлестанны… Маленький неврозик… Пустяк!
— А отчего бы ему быть? — спросил Гошка.
— Ну, у вас есть туберкулезик. Интоксикация родила маленький неврозик. Он дал маленький психозик. Загляните-ка к психиатрам — Лескова, двадцать. Вам помогут.
— А что мне пить? — спросил Гошка.
— Да что хотите — валидольчик, нитроглицеринчик. Или валерьяночку — сорок капель на прием. Что хотите, вашей болезни все равно.
Гошка стал пить валерьянку. Пил целую неделю, приводя кота ее запахом в полное смятение.
Гошку поразило кошачье поведение: кот подличал, кот пресмыкался, кот шел на все, лишь бы нюхнуть валерьянку.
— Вот еще наркоман выискался, — морщился Гошка. — Отвяжись.
— Мня-я-я… — говорил кот, теребя его штанину. — Мня-я-я…
По морде, по дерганью хвоста было видно, что кот готов за пузырек валерьянки заложить собственную душу. Нанюхавшись, он странно менялся. Сначала веселел, швабрил шкурой пол или же лез драться к Гошке.
Дрался ласково, в бархатных рукавичках. Потом сатанел: ходил вокруг Гошки на выпущенных до отказа когтях, скрежетал ими по полу.
Глаза (Гошка это чувствовал) так и впивались в его горло. Гипноз лился из них. Все доброе, милое куда-то уходило. Тогда Гошка брал щетку и выгонял кота на улицу. Утром кот приходил чистый как стеклышко. Что он там делал? Свирепствовал? Пел разгульные песни?.. Это было неизвестно.
После трех флаконов валерьянки Георгию стало поспокойнее и потрезвее. В рассудочной этой ясности положение представлялось ему безвыходным. Опять навалилась тоска. Нырнуть в нее, как он делал раньше, отчего-то не удавалось.
«Схожу с ума, определенно схожу с ума», — думал Гошка.
3
В один и сам по себе тоскливый день Гошка пошел в диспансер. Половину дня торчал он на улице, вел наблюдения. Но люди входили в диспансер спокойные, приличные, не похожие на психов. Одного только вели, держа, словно красивую даму, под руки. Освидетельствовать? Бандит вертел головой по-гадючьи, и милиционеры обнадеживающе держали руки на расстегнутых кобурах.
Опять потянулись приличные люди не просто нормального, а даже самодовольного вида. «Все мы теперь психи», — подумал Гошка и вошел за ними.
В диспансере оказалось все обычное — регистратура, очереди. Только запах был с легкой избяной кислинкой. Больные вели разговоры здоровых — о погоде, о ценах и урожае картофеля, о способе варки ухи из морских петухов. «Сотрите, милая, масло с яйцом и влейте…»
— Как бы мне на прием? — сказал Гошка сестре.
— Вам очень нужно? — шепотом спросила она.
— Очень, — сказал Гошка.
Его приняли сразу.
Доктор был крепенький брюнет с усиками. Очень красивый. Гошка даже поразился этой нежданной мужской красоте. Ее не портили ни закрученные в два колечка усики, ни маленький рост (Гошка после утомительных охот ценил экономно построенных людей).
