– Нет уж, подожди! – мстительно произнесла я, направляя бесстрастное жерло телефона на развратный дуэт. – Сейчас мы их заснимем, а потом на первую полосу!
– Что? – внезапно обернулся к нам рыбий супруг. – Кого это вы собрались на первую полосу? Мою жену? Да вы вообще кто такие? Как тут оказались?
Он грубо схватил нас за локти и потащил прочь от млеющей в джазовых конвульсиях толпы.
– Ну? – мрачно уставился он на нас. – Последний раз спрашиваю: кто такие?
– Мы – журналисты! – храбро ляпнула Юлька.
– Журналисты? Папарацци? – взвыл казиношник. – Кто вас сюда провел? Это – частная вечеринка! Здесь запрещено снимать! А ну дай сюда! – Он требовательно протянул руку к мобильнику. – Охрана!
– Дядя Сема! – заверещала испуганная Юлька, к счастью разглядев у недалекого столика нашего веснушчатого ангела-хранителя.
– Что такое? – подошел олигарх.
– Семен, это кто? – по-прежнему цепко держа нас за локти, спросил защитник осетровых пород рыб.
– Как кто? – удивился милейший дядя Сема. – Ильдара Рашидова дети. Юлечка и Даша. А что такое? Чего ты их заграбастал? Отпусти малышек, им же больно! – И он разжал железные пальцы нашего обидчика.
Тот подозрительно переводил глаза с меня на Юльку и обратно.
– А зачем сказали, что журналисты?
– Пошутили, – пискнула племяшка.
– Какие журналисты, сдурел? – хмыкнул дядя Сема. – Журнал «Веселые картинки»!
– Вот именно, картинки, – кивнул казиношник. – Они Лизку снимали!
– Ничего не Лизку, – обиделась Юлька. – А нашего знакомого, который ее спас.
– Того чувака, что ли? – уже спокойнее сказал мучитель. – Ну, ладно. А слово «журналисты» на таких тусовках забудьте! Прибьют ненароком. Мы эту братию очень не любим!
– Почему? – обидевшись за свою профессию, гордо задрала подбородок я. – Вчера в ресторане полно журналистов было!
– По кочану, – ласково ответил казиношник. – Одно дело – ресторан, место общедоступное, и другое дело – частное пати. Тем более с присутствием таких людей. Скажу Ильдару, чтоб провел с вами воспитательную работу. Пойдем, Сем, тяпнем, что ли?
– Пойдем, – согласился наш вызволитель. – А вы, малышки, больше так не шутите, а то как бы беды не случилось. Альпы большие, снег долго не тает, найдут вас в виде подснежников где-нибудь в сентябре. Журналистки, надо ж додуматься!
Больше испытывать судьбу мы не стали. Тихонько собрались, выскользнули из «Русской сказки» и тут же сели в одну из машин, предназначенных для развоза гостей.
Наступившее куршевельское утро оказалось неожиданно хмурым. Почему-то не было солнца, с серого неба сеялся странный мелкий песок – то ли снег, то ли дождь. Окрестности не сияли привычным радостным многоцветьем, а зябко кутались в какую-то сероватую кисею, прикрывая от глаз дальние вершины и ближние распадки.
Что нам говорил лыжный инструктор Витя? Что в Куршевеле 364 солнечных дня и лишь один из них – пасмурный? Значит, повезло. Этот единственный день и достался нам. В качестве последнего.
– Чем займемся? – спросила я у хмурой племяшки. – Чай-кофе-потанцуем?
– Пиво-водка-полежим, – в тон мне ответила находчивая девочка.
– Юлька, да выкинь ты этого придурка из головы! – поняла я причину Юлькиного настроения.
– Не могу, – всхлипнула племяшка. – Знаешь, что он мне говорил?
– Что?
– Ага, так я тебе и сказала! Это – личное.
– Ну и не говори, – согласилась я, дословно представляя себе все то, чем мог этот недоумок вскружить несмышленую племяшкину голову.
– Дашка, может, на склон пойдем? – вздохнула Юлька.
Я поняла, что, памятуя предыдущие дни, она надеется увидеть там своего Макса. Честно говоря, я тоже очень хотела его увидеть. Для того чтобы плюнуть в его наглую белобрысую физиономию!
Под страхом смерти я бы сейчас не призналась даже себе, что. элементарно его ревную. Именно так. И Юлькино личное горе было тут совершенно ни при чем! Вчерашняя картинка с олигархической Белугой не выходила у меня из головы. Но. Если бы он сейчас пришел, покаялся, склонил виноватую голову и тихо сказал, что делал все это ради того, чтобы заработать двадцать тысяч евро. Я бы его поняла, простила. И тогда бы.
