– Что вы хотите этим сказать, леди Минерва?
– Лорд Эрвин может быть весьма заинтересован в плодах исследований Мартина. Не потому ли преступник жив и здоров?
– Леди Минерва, как вы можете обвинять моего брата?! Недостойное дело – напоминать человеку о своих перед ним заслугах, но вы меня вынудили. Всем, что имеете сейчас, вы обязаны Домам Ориджин и Шейланд! Мы спасли вас из пещер монастыря, защитили во время войны, предоставили свободу, когда вам ее хотелось. Мы прославили вас и возвели на трон. Мы сделали вас императрицей Полари. Львиная доля заслуг – за моим братом Эрвином. И вы позволяете своему языку порочить его имя? Я не стерплю этого. Даже титул не извиняет вашу неблагодарность!
– Мой титул?.. Ах, как прелестно! Эрвин Ориджин мечтает сделать меня своею марионеткой. Можно позавидовать его упорству в этом деле. Он дал мне престол? Ха-ха! Для Эрвина я такая же владычица, как тот актеришка на сцене – бог вулкана!
Минерва едко рассмеялась.
Реомюр шагал навстречу богу. Гнулся к земле, стонал и скрипел, но упрямо шел. Каррог больше не смеялся. Красный от злобы, крушил воина невидимыми молниями.
– Эрвин ограждает вас от тягот и трудных решений. Власть – страшное бремя, леди Минерва. Мой брат бережет от него ваши плечи.
– Боги, какая трогательная забота! Так же и Сибил Нортвуд спасала меня от житейских невзгод, подливая яду в кофе.
Реомюр сделал последний шаг. Удар выбил кинжал из его руки. Каррог схватил Реомюра за шею и оторвал от земли, выдавив из горла хрип.
– Что сделаешь теперь, безоружный смертный?
– Я… не… безоружен.
Воин поднял ладонь и прижал ко лбу бога синий лепесток. Каррог обмяк, будто из него выдернули кости. Был великаном – стал мешком тряпья с криво пришитой головою. Роняя клочья пены изо рта, он обвалился на пол. Оркестр затих, повисла звонкая тишина.
– Я уступаю, – шепнула Северная Принцесса. – Вы очень желаете быть нашим врагом. Не смею противиться воле вашего величества.
Она поднялась и поклонилась:
– Мне сделалось дурно, ваше величество. Позвольте выйти.
Бог остался лежать с лепестком на лбу. Реомюр произнес легендарные слова:
– Кажется, не меч побеждает, а жизнь… – и зал разразился овациями.
Леди Иона покинула ложу прежде, чем опустился занавес.
Мира вышла спустя минуту, усталая и опустошенная. Жесткий диалог с Принцессой истощил все силы. Хотелось вина и уединения.
– Вашему величеству нездоровится? – забеспокоился капитан Харви.
– Все хорошо, благодарю вас. Я не отказалась бы от бокала вина…
Гвардеец проводил ее в банкетный зал, что быстро заполнялся людьми. Все выходили группами, оживленно шепчась. Великолепная по исполнению, пьеса так вольно трактовала легенду, что давала пищу для споров. Во-первых, по легенде, смертный не мог на равных соперничать с богом, а победил исключительно с помощью хитрости и силы Лепестка Жизни. На сцене же поединок Реомюра с Каррогом выглядел почти равным. Тем самым пьеса возвеличивала воинскую доблесть и силу воли, но преуменьшала могущество богов. Рыцарство пришло в восторг от трактовки, духовенство возмущалось. Во-вторых, к пафосному «жизнь побеждает, а не меч» актер прибавил вопросительное «кажется». Так, будто уже понимал двузначность своей победы, предвидел, как будет страдать Лиола, оставшись без вечного противника. Всякое действие теряет однозначность, если видишь все его последствия; потому подлинный подвиг – не совершение действия, а принятие решения. Очень агатовский оттенок смысла. Так и видится Светлая Праматерь с гусиным пером, страдающая над нелегким своим выбором, запечатленным на иконах. Наверняка, леди София Джессика много слов сказала бы о пьесе, пожелай Мира ее слушать. Но Мира уклонилась от встречи – довольно Ориджинов на этот вечер. Бокал вина – вот что нужно.
– Вина ее величеству, – зычно потребовал капитан, завидев лакея.
– Сию минуту, милорд.
Над залом взлетел чей-то высокий и ломкий голос:
– Вина ее величеству – пр-рекрасная мысль! Я пр-рисоединяюсь.
Лакей поднес ей напиток, а следом из толпы возник странный человек. Худой и угловатый, одетый в серый дорожный костюм, он смотрелся несуразно, даже жалко среди блестящих дворян. В каждой руке человек держал по бокалу. Манерно скрестив ноги, он поклонился Мире и пролил вино на паркет.
