1 октября 1962 г.
Капитан 2 ранга Николай Шумков,
командир ПЛ «Б-130»
Баренцево море
Лейтенант Володя Воронов, офицер минно-торпедной части, сидел за экраном РЛС в тесной боевой рубке и наблюдал за лучом развертки, который темно-зелеными сполохами прочесывал фарватер; лодка была точкой в центре экрана, и луч развертки крутился вокруг нее. Воронов мягким шепотом доложил рекомендуемое изменение курса Шумкову, который, опираясь на ограждение рубки, стоял над ним на холодном ночном воздухе. Воронов, молодой светловолосый офицер из Химок, что на северной окраине Москвы, являлся на лодке лучшим вахтенным офицером. Шумков все время, с момента их выхода из бухты Сайда при невозможной видимости, испытывал чувство облегчения, когда Воронов нес вахтенную службу; во время похода Шумкову придется часто на него рассчитывать.
Видимость составляла не более трех метров, их окружал клубящийся туман. Темные очертания лодки просто испарялись в никуда — прекрасная ночь, чтобы отправиться в путь, потому что никто не сможет разглядеть лодку, даже если он будет стоять на пирсе рядом с ней. Хорошая ночка и для того, чтобы сесть на мель, подумал Воронов, уставившись на зеленые очертания, рисуемые при каждом проходе луча на экране РЛС, затем исчезающие и рисуемые вновь при последующем проходе. До рези в глазах Воронов сконцентрировался на навигационной картинке, создаваемой РЛС.
На лодке Шумкова лейтенант Чепраков командовал боевой частью связи, БЧ-4, и отвечал за работу всего связного и радиолокационного оборудования (корабли советского военно-морского флота организационно состоят из подразделений, которые называются «Боевые части», или БЧ). Чепраков знал, что он не представлял особой ценности без своих троих мичманов-сверхсрочников, поскольку в этой должности он состоял недавно и пока самостоятельно разобрать и отремонтировать ничего из своего оборудования он не мог. Чепракову как ответственному офицеру было дополнительно поручено руководить группой радиоперехвата, состоявшей из 5 англоговорящих операторов. Задача группа заключалась в перехвате и прослушивании американского радиообмена — в тех случаях, когда лодка окажется достаточно близко к поверхности и они смогут выдвинуть антенну; самое важное заключалось в том, что они были допущены к секретным материалам.
— Право руля, — мягко, но твердо сказал Шумков в переговорную трубу, — принять курс ноль четыре ноль, обороты 10 узлов вперед.
— Есть, товарищ командир, — ответил рулевой, — право руля, курс ноль четыре ноль, обороты 10 узлов вперед.
— Очень хорошо. Воронов, какой следующий курс?
— Командир, курс ноль шесть пять градусов через восемь минут, — прошептал Воронов. Без сомнения, он нервничал, как будто это могло помочь лодке проскочить узкий проход, с обеих сторон обрамленный холмистой и покрытой щеткой снега тайгой. До этого он уже с десяток раз преодолевал этот проход, но никогда в пелене сплошного тумана и никогда — ночью.
Связист Чепраков сидел на своем месте внизу, рядом с центральным постом, и ждал. Он знал, что как только они войдут в открытые воды Баренцева моря и морское дно провалится под ними на глубину более ста морских саженей (183 м. — Прим. перев.), они произведут погружение. Потом он принесет Шумкову запечатанный конверт из сейфа связистов, командир вскроет его и зачитает боевой приказ Чепракову, старшему помощнику (старпому) — конечно же, в присутствии замполита.
За лодкой Шумкова на дальности две тысячи метров кралась «Б-4» Кетова с командиром бригады капитаном 1 ранга Агафоновым на борту. Дубивко и Шумкову повезло, у них на борту не было старших офицеров штаба, а сковывающего присутствия штаба никто не любил. «Б-130» вышла в поход со штабным инженером, но он будет востребованным офицером; у Дубивко на лодке находился штабной штурман, безобидный молодой офицер, но эти добавки не создавали проблем для остальных членов экипажей лодок.
«Б-130» начала службу на флоте в сентябре 1960 г. и была моложе остальных лодок менее чем на два года. У лодки был длинный перечень механических проблем и трещины в коробках приводов главного дизеля № 1 и главного дизеля № 2. Крохотные, толщиной с волос трещины давно появились в обеих коробках, но ремонтные работы были отложены до следующего регламентного обслуживания на заводе, а лодка инженерами штаба была объявлена годной к выходу в море. Учитывая важность предстоящей операции, это была странная позиция. Поскольку трещины были обнаружены после внеплановых регламентных работ на заводе, штаб посчитал более благоразумным проигнорировать наличие трещин и не рискнул быть обвиненным в нарушении планирования. Ситуации подобного типа часто случались в системе централизованного планирования, и, хотя многие знали о трещинах, ни у одного вышестоящего начальника не нашлось ни смелости, ни ответственности, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Дизели пока работали превосходно, но Шумков знал, что трещины существуют, и боялся, что однажды, под повышенной нагрузкой, их состояние может ухудшиться и произойдет серьезная поломка. Эта мысль неотступно преследовала его, но он знал, что у него хорошие инженеры и что они, конечно, как и он, не хотят пропустить такой поход, который обещал быть захватывающим, а Шумков жаждал приключений и действий. Он знал также из докладов механика Виктора Паршина, аккуратного старшего лейтенанта, что их батареи выработали свой ресурс и подлежали замене. Если бы Шумков выполнил требования механика по замене батарей, лодку могли бы отстранить от похода, а вместо нее пошла бы другая лодка того же класса, поэтому Шумков использовал свой шанс. Нахождение старых батарей на лодке вело к перегреву электролита при их зарядке и представляло потенциальную опасность взрыва и пожара. Шумков понимал заботливые опасения своего механика, но верил, что ничего страшного в походе не произойдет.
