Столовались по-прежнему вдвоем с Сергеем Сергеевичем. С ним же Рыжов ходил и на прогулки. Как под конвоем. Это впечатление усиливалось тем, что они ни разу не покинули пределы территории особняка.
В один из пасмурных вечеров, когда они, как обычно, вдвоем ужинали в большой гостиной с камином, Сергей Сергеевич скучно и невыразительно сказал:
— Завтра мы расстаемся.
— Как? — немного растерялся Рыжов. Он давно ждал этого, но одновременно боялся остаться без ставшей уже привычной опеки.
— Не всю же жизнь вам сидеть в Юрмале? Думается, не за этим вы провернули столько дел и бодро отвалили из России?
— Конечно… Но что же дальше?
— Вот вам греческий паспорт на имя Манолиса Панасиса и некоторая сумма на карманные расходы, — Сергей Сергеевич передал через стол плотный конверт. Николай Иванович открыл его и увидел документ со своей фотографией в новом обличье и перетянутую резинкой пачку денег. Там были доллары США и греческие драхмы в банкнотах разного достоинства. О тех деньгах, которые он на всякий случай прихватил из Москвы, Рыжов решил благоразумно умолчать.
— Спасибо, — он опустил конверт в карман пиджака и спросил: — А билет?
— Завтра вас отвезут в аэропорт, — словно не услышав вопроса, продолжал Сосновский. — Через таможенный и пограничный контроль я проведу, а на месте никаких осложнений не предвидится.
— Но я же не знаю ни слова по-гречески!
— Вряд ли вас там станут о чем-либо спрашивать, — отмахнулся Сергей Сергеевич. — В крайнем случае бубните на английском или внаглую говорите по-русски, ссылаясь на то, что вы — недавний эмигрант. Вот вам сувенир на добрую долгую память, — он щелчком отправил к тарелке подопечного изящную плоскую позолоченную зажигалку. Рыжов взял ее, повертел и заметил выгравированный на донышке многозначный номер.
— Заучите его наизусть, как солдат заучивает номер своей винтовки, — посоветовал Сосновский. — Это номер счета, на котором лежат деньги Манолиса. Банк вам укажут.
— Кто?
— В аэропорту Афин подойдите к справочной стойке. Там увидите мужчину в черной ветровке из шелковистой ткани, на спине вышит белый паук в паутине. На голове черная бейсбольная кепочка. Усов и бороды нет. На безымянном пальце левой руки не хватает первой фаланги. В этой руке он будет держать незажженную сигарету. Дайте ему прикурить от этой зажигалки и передайте привет от меня.
— Мы сможем понять друг друга?
— Он прекрасно говорит по-русски. Идите, голубчик, упаковывайте вещи и отдыхайте. Завтра у нас день начнется рано.
Ночью Рыжова мучили страхи, он никак не мог заснуть и долго ворочался с боку на бок, пока не забылся тяжелым, не приносящим отдохновения сном. Сосновский разбудил его около шести утра. Николай Иванович через силу сжевал пару бутербродов, выпил кофе, потом вынес вещи и уложил их в багажник знакомого «мерседеса».
Дорогой молчали. В аэропорту Сергей Сергеевич ненадолго исчез, потом появился с билетом на рейс до Афин. Во время регистрации на Рыжова, вопреки его опасениям, никто не обратил никакого внимания. Сосновский не оставлял его ни на секунду, даже сопроводил в туалет, но пару раз сердитым шепотом напомнил: нужно держаться раскованней и вести себя естественно. Николай Иванович хотел ответить, что он не привык нелегально пересекать границы с подложными документами, но тут объявили посадку, и ему стало нехорошо — таможни он не страшился, а вот пограничники!.. Все может рухнуть в один миг, и ты очутишься в латвийской тюрьме, которая наверняка ничем не лучше российских — все их строили и заводили в них единые порядки во времена советской империи. А из латвийской тюрьмы ему прямая дороженька в казенный дом на Бутырке или Матросской Тишине, если не в Лефортово.
— Ну-ну! — Сергей Сергеевич подхватил его под руку и потащил к стойке пограничного контроля.
Заставил подать паспорт, что-то шутливое сказал латвийскому пограничнику. Тот в ответ улыбнулся, вернул документы лжегреку и махнул рукой, разрешая следовать дальше. Сосновский тут же протащил подопечного через зеленый коридор таможни, подтолкнул в спину.
— На трап сами сможете вскарабкаться? Или подсадить?
