Но тогда не вышло счастья. Они расстались. Не стоило уже и разбирать, кто больше был виноват. Теперь он снова вспомнил об этом в трудный час жизни, когда попал в больницу и когда приходится много думать. Может быть, еще не все потеряно. Может быть, еще будет счастье. Может быть, операция будет удачной и его вылечат, вернут к работе и к жизни, которую еще не дожил. А пока что оставалось молча лежать и думать, и он лежал и думал и вспоминал, а сад смотрел на него из окна, как будто звал к себе — на серебряный ровный простор, залитый лунным светом.
II
В палате их было трое. Первое время Аксенову не хотелось ни с кем говорить, он знал, что его будут спрашивать, кто он и что с ним, а отвечать ему не хотелось. У самой двери лежал старик, который все кашлял. Две другие койки были поставлены к окну. Против Аксенова на одной из этих коек лежал маленький человек, похожий на ощипанную птицу. Стены были выкрашены голубым, и в первый день при взгляде на них вечером, при холодном, рассеянном электрическом свете от высоко подвешенной лампы в матовом плафоне стало как-то пусто и невыносимой тоской сжалось сердце. Первый раз испытал он такое чувство страха и острой тоски, вдруг наступившей мгновенно, неизвестно почему именно в эту минуту.
Им всем разрешалось ходить, и перед палатой был маленький коридор, и через него было слышно, как рядом, в большой гостиной, больные из других палат со стуком играют в домино… Он удивился, что здесь играют еще в домино, хотя у многих положение, очевидно, почти безнадежно. В их палате, куда помещали самых тяжелых, почти никто не выходил, и целыми днями они лежали на своих койках, и старик все ругался с маленьким человеком, похожим на ощипанную птицу. Это начиналось с утра, и Аксенов только морщился: неужели и здесь надо ругаться и портить себе нервы по мелочам? Старик был настроен очень неприязненно к маленькому человеку, и Аксенов решил, что это от возраста и от болезни.
С утра, как только дородная и властная сестра Клавдия Ивановна приносила градусник, маленький человек, которого звали Фоминым, спрашивал, скоро ли будут газеты.
— Великий политический деятель начал свой рабочий день, — насмешливо говорил старик, фамилия которого была Трофимов. Но все его звали просто Трофимыч, производя от фамилии отчество.
Когда приносили газеты, старик надевал очки и читал молча, в то время как Фомин все время вскрикивал и делал различные одобрительные замечания.
— Какие же теперь огромные гидростанции строят, — как-то заискивающе сказал Аксенову Фомин на третий день их совместного пребывания, — великое дело!
— Разве ты можешь понимать, что такое гидростанция? — сказал он старику.
— Это, наверное, очень большая штука. Больше папиросной коробки, — сказал Трофимыч.
— Как ты можешь говорить такие насмешки? — кипятился Фомин.
Аксенову стало скучно.
— Что вы все его дразните? — сказал он старику. — В конце концов каждый понимает, что такие гидростанции — большое дело.
— Не люблю трепачей. Которые только языком работают, — сказал старик. У него были насмешливые, острые глаза, как у мудрой, нахохлившейся птицы. Он чувствовал себя хуже других, и ему почти каждый день приходилось выносить мучительные процедуры, после чего он долго кряхтел и иногда ругался в стенку.
— А вы кто по профессии? — в упор спросил Аксенов.
— Я бухгалтер. Мирная у меня профессия, — сказал старик.
— Обыватель он обыкновенный, — сказал желчно Фомин.
— Только я не простой бухгалтер. Я на большом строительстве на севере работал. Там и для бухгалтера дело довольно боевое. Я там главным бухгалтером был на большой стройке.
Он полез под подушку и, достав окурок, выглянул в коридор. Убедившись, что сестры нигде не видно, он быстро затянулся дымом и закашлял.
— А вы можете сказать, что строили? — спросил Аксенов.
— Могу сказать. Я только где не скажу. — Старик откашлялся и, свесившись, сунул окурок под кровать. — Мы там гидростанцию строили.
— Врет он все, — сказал Фомин.
— А вы кто? — спросил, в свою очередь, насмешливый старик, с любопытством глядя на Аксенова.
— Я астроном.
— Астроном? — удивился старик. — Вот ведь все знают, что есть такая интересная профессия, а ни разу в жизни не встречался еще с астрономом.
