Когда взлетели, внизу снова заметили ненца на оленьей упряжке; его олени попрежнему бежали ровным шагом, пересекая тундру. Ненец приближался к песчаной косе, откуда только что взлетел самолет.
— Вот будет ему удивление, когда найдет в тундре пятьдесят патефонов! — сказал Костя Строев.
— Зря не оставили записки, — заметил Буров. — Ненцы очень честный народ. Он еще, чего доброго, начнет их возить к нам на факторию. Ведь он не знает, что мы завтра заберем их самолетом…
Ирина Азарина все так же неподвижно лежала в самолете — на месте, очищенном в фюзеляже от вынутого груза. Корнев перед взлетом укрыл ее своим регланом. «Успеем довезти или, нет? — думал он. — Ведь из Кадыма еще надо лететь в Буранск, в Кадыме нет больницы».
Через десять минут после взлета они нашли гидроплан Орлова. На этот раз не пришлось выбирать место посадки: летчик сам наломал груды сучьев и выложил ими посадочный знак «Т».
— Использовал подручные средства, — усмехнулся Костя Строев. — Это еще что! Я сначала тоже учился на летчика, потом уже меня медицинская комиссия не пропустила, и пришлось перейти на технику… У нас в училище начальник учебной части был выдающийся подхалим. По радио сообщили, что сейчас сядет самолет генерала из округа, а посадочный знак не был выложен. И в ту же минуту видим, летит «Ут-2», не наша машина. Можно было бы и без знака обойтись, ничего страшного нет, но начальник учебной части позвал соратников, и они легли на землю: двое вдоль друг за другом, один поперек. Машина села. Они встали с земли и видят, выходит из самолета какой-то сержант и говорит: «Спасибо, братцы, а то я заблудился, пришлось у вас сесть». Пока они материли сержанта, прилетел генерал, а подхалимский знак-то уже встал, и пришлось генералу совсем без знака садиться…
— Постарайтесь, Строев, поскорей кончить с ремонтом. У нас мало времени, — распорядился Суботин, заходя на посадку.
Орлов и Строев с помощью запасов инструмента с большой машины «Ли-2» запустили мотор гидроплана. Орлов взлетел.
— Теперь до Кадыма дотянет, — сказал Суботин, глядя ему вслед — Нам тоже надо торопиться, скоро стемнеет…
В пути Буров стал спрашивать у Панкова, как прошла съемка местности. Панков отвечал подробно, они увлеклись разговором, стали спорить о будущей съемке… Корнев, который выходил из кабины посмотреть, как чувствуют себя пассажиры, подумал о том, что человек ненасытен в своей работе: люди только что вернулись из тундры, где им столько пришлось страдать, и уже снова думают о том, чтобы итти в тундру.
Когда пришли в Кадым, было уже около четырех часов, и солнце село. Оно было видно с воздуха, но на земле уже постепенно сгущались небыстрые северные сумерки; у самого поля, встречая их, недвижно стояли низкорослые кедры.
* * *
До Буранска, где находился конечный пункт их маршрута и где была больница, лететь надо два часа.
Буров остался в Кадыме, и больная была теперь на попечении экипажа. Корнев несколько раз выходил взглянуть на нее: ее лицо попрежнему оставалось бледным, дыхание стало прерывистым; она пыталась что-то сказать, но за шумом мотора не было слышно. Корнев ничего не понимал в болезнях, поэтому он чувствовал себя тревожно и подавленно.
В Буранске было уже совсем темно, и линию старта обозначили кострами; самолет зажег на посадке фары; костры колыхались в темноте длинными языками; ночной аэродром всегда казался Корневу тревожным и напоминал фронт. На аэродроме их встретил врач. Азарину положили на носилки. Летчики снова пошли ночевать в гостиницу.
На этот раз, несмотря на усталость, Корнев долго не мог заснуть: события дня нарушили однообразие их повседневной работы, которое так тяготило Корнева за последнее время. Он думал о том, что трудная работа неизбежно накладывает на людей свой отпечаток — они становятся проще и строже, такими, как Суботин и Хохлов. Перед Суботиным он был виноват, но у таких людей не принято извиняться; остается работать так, чтобы командир видел, насколько повлияло на его второго пилота происшествие в Кадыме. Нельзя торопиться с выводами, надо быть сдержанней и терпеливей. В этом Суботин прав. Выдержка — это большое искусство жизни. Если здесь, на Севере, в будничной работе транспортного пилота он научится этому — значит, не зря пропали годы после войны.
