Хоупвеллу пришлось не по нраву, что его осадил, пусть и молча, человек более молодого возраста и к тому же больной.
– В этом доме Имоджин – моя дочь, – заявил он, а затем обратился уже к ним обоим: – Мне не нравится создавшееся положение и не нужен еще один скандал.
Прежде чем Ардет успел ответить, заговорила Джини, которая вовсе не хотела, чтобы эти два быка бодались до тех пор, пока не пустят друг другу кровь.
– Это положение не нравится нам еще больше, чем вам. Оттого мы и уехали из Лондона.
– Сплетни летят на крыльях, ты сама это знаешь. Мы с твоей матерью живем здесь, а не в Лондоне. И нам не безразлично, что судачат о нашей семье. У женщин, как известно, язык что помело. Говорят даже, что твой граф должен был к этому времени лежать в могиле.
Ардет впервые за все последнее время растерялся: кто должен лежать в его могиле, где она и существует ли она вообще?
Он молчал, и тогда Джини сказала:
– Мой муж силен и здоров. Сейчас он поправляется, спасибо за внимание.
– Мы слышали, что у него была и другая рана.
Джини про себя ругнула лондонского врача, которого их буквально заставила вызвать Лоррейн, чтобы тот проверил работу деревенского хирурга. Пользы от этого шарлатана не было никакой, но он явно наговорил чепухи каждому пациенту, у которого побывал после этого. Ардет впал в самое мрачное настроение, и Джини поспешила сказать:
– Он участвовал в сражениях. Хоупвелл покачал головой:
– Говорят, это выглядит так, словно ему хотели вбить кол в сердце.
Эти слова мгновенно вывели Ардета из мрачной задумчивости. Джини почувствовала, что он пришел в негодование, поняла это с той же уверенностью, как и свое собственное возмущение. Однако первый взгляд на тот ужасный рубец вызвал у нее примерно такую же мысль – правда, всего на мгновение, пока она не упала тогда в обморок. Чье бы то ни было подозрение, будто Ардет относится к разряду упырей, было омерзительным. Да, он человек со странностями, но это его собственные, личные странности. И он хороший человек. Она не раз в этом убеждалась.
– Я уверена, что такой образованный человек, как ты, папа, не может верить в невежественную чушь вроде вурдалаков и чудовищ-людоедов из старых сказок. Предрассудки и суеверия в наше время просто смешны. Ардет много времени провел в чужих странах, где не умеют правильно лечить, вот и все.
– Выходит, он потому и говорит на каких-то чудных языках.
Джини топнула ногой.
– Он говорит на иностранных языках, а вовсе не на каких-то тарабарских наречиях религиозных фанатиков. Он знает французский, немецкий, русский, итальянский, испанский…
Джини были известны и другие, но она не думала, что на ее отца произведет хорошее впечатление о хинди или китайском.
Она была права.
– Да-да, но какое отношение это может иметь к достоянию человека?
Сквайр Хоупвелл вполне обходился английским языком, ему этого было достаточно.
– Если вы желаете поговорить о моем денежном достоянии, сквайр, – вмешался Ардет, пока отец и дочь вообще не забыли о его присутствии, – то я готов показать вам свои чековые книжки и договор о средствах, причитающихся Джини как моей законной жене. Это право отца – убедиться в состоятельности претендента на руку его дочери. Я не могу называть себя «претендентом», поскольку мы yжe вступили в брак, но, к вашему сведению, леди Ардет уже имеет собственное состояние и различную недвижимость.
Сквайр немедленно изменился в лице и даже не дослушал эту часть информации. Он бросил на жену выразительный взгляд.
– Ну, как я полагаю, графиня всегда наша желанная гостья. Твоя матушка спустит с меня шкуру, если я не предложу вам лучшие комнаты.
– Ну а как насчет просто дочери? Разве дочь не всегда желанная гостья? – не удержалась от вопроса Джини.
Ардет не стал дожидаться ответа сквайра. Он встал и, опираясь на спинку кресла, передал Джини ее шаль, предварительно выпутав из нее спящего ворона. Взял Джини под руку и сказал:
– Я забыл сказать вам, дорогая, что получил приглашение леди Кормак погостить у них недельку и не обременять ваших родителей. Нам следует выехать вовремя, чтобы успеть переодеться к обеду.
