— Это древние мечи японских самураев, — сказал Николас. — Тот, который длиннее, называется катана, другой — вакидзаси.
— Для чего они?
— Для сражений и ритуальных обрядов. В древние времена только самураям разрешалось ношение дайто — обоюдоострого меча.
— Где ты их взял? — Юстина по-прежнему разглядывала мечи.
— Они мои, — сказал он.
Она обернулась, улыбнувшись.
— Ты хочешь сказать, что ты самурай?
— В некотором роде, — сказал Николас серьезно и поднялся с кушетки. Он стоял за ее спиной, думая о своей ежедневной трехчасовой тренировке.
— Я могу посмотреть вот этот длинный?
Николас медленно вытянул меч из ножен.
— Катана предназначен только для сражения. Он священный. Его вручают в красочной церемонии, наделяют собственным именем, и он становится сердцем и душой самурая. Это дай-катана, длиннее обычного меча. Не трогай, — резко сказал он, когда Юстина хотела попробовать острие лезвия. — Он порежет твой палец.
Николас увидел ее отражение в сверкающем лезвии, глаза были широко распахнуты, губы приоткрыты. Он чувствовал ее дыхание.
— Дай мне еще посмотреть. — Юстина откинула прядь волос, свесившихся на глаза. — Он такой красивый. У него есть имя?
— Да, — сказал он. — Ис-хогай. Это значит «Во имя жизни».
— Это ты его так назвал?
— Нет, мой отец.
— Мне нравится это имя, оно к нему подходит.
— В японских клинках есть что-то волшебное, — сказал Николас, всовывая меч обратно в ножны. — Этому мечу почти двести лет, но он по-прежнему как новый. — Он повесил оружие на стену. — Японские мечи — лучшие в мире.
Зазвонил телефон, и Николас взял трубку.
— Ник, это Винсент.
— Привет. Как дела?
— Отлично. Скоро я свалюсь тебе на шею.
— Ты едешь на Остров?
— Нет, еще лучше. На западное побережье Бриджа.
— Это великолепно. Я не видел тебя с тех пор…
— С марта, если хочешь знать. Слушай, я собираюсь остановиться в городке у доктора Дифорса.
— И не думай. Приезжай на побережье. У меня отличная комната, в городке ты не сможешь искупаться.
— Прости, но я еду не на каникулы, и пока не разберусь в одном деле, должен быть поблизости от доктора. — Похоже, дело серьезное. Грауман даже отдал в мое распоряжение свою машину и Томми. Мне остается только развалиться на заднем сиденье и дремать.
Николас рассмеялся.
— Позвони мне, когда устроишься, выпьем с тобой по рюмочке.
— Хорошо. До встречи.
Он положил трубку и сел рядом с Юстиной. Его глаза следили за карандашом, чертящим новые линии, но мысли витали далеко отсюда.
* * *
— Кажется, я теперь понимаю, зачем ты просил меня приехать, — сказал Винсент.
— Ты понимаешь, чем это пахнет? — спросил доктор Дифорс.
— Человек, которого мы только что видели, умер не от того, что захлебнулся.
— В этом нет никаких сомнений, — кивнул Винсент, соглашаясь. — Какова бы ни была истинная причина смерти, он погиб не от удушья.
— Как видишь, — доктор Дифорс кивнул на лист, который Винсент держал в руках, — прежде он никогда не страдал от сердечной недостаточности, как и члены его семьи. Он был вполне здоровым тридцатишестилетним мужчиной, правда, не в лучшей форме, но…
— Умер от сердечного приступа, — закончил фразу Винсент.
— Да, таково заключение, — доктор Дифорс наклонился над столом и взял в руки печатный лист, — но вот вещество…
— Вы анализировали его состав через компьютер?
Доктор Дифорс покачал головой.
— Пока мы не можем вмешивать в дело других, для них это должна быть смерть от попадания воды в легкие. Ты должен быть готов к тому, что эта история может закончиться весьма неприятно.
* * *
Юстина сидела на дальнем краю кушетки, обхватив колени руками. Раскрытая папка с эскизами лежала рядом, на журнальном столике. За окном по-прежнему лил дождь, хотя уже не такой сильный.
— Расскажи мне про Японию, — неожиданно сказала она, приблизив свое лицо к его. Ее голодный взгляд отвлек Николаса от блуждавших в сознании мыслей.
— Я уже давно там не был, — сказал он.
— На что она похожа?
— Она разнообразная. Очень разнообразная.
— Ты имеешь в виду язык?
— О, язык, конечно, но кроме этого есть многое другое. Ты можешь поехать во Францию или Испанию, там тоже другие языки. Но ни одна из этих стран не похожа на Японию. Она пугает людей, живущих на Западе.