25 апреля. Третий день только и разговоров, что о смерти Ельцина. Точнее, разговоров на телевидении и радио, а москвичи об этом почти не говорят. Лишний раз убеждаешься в справедливости этического правила: «О мёртвых - либо хорошо, либо ничего». Хорошо о нём говорят только его бывшие подручные: Чубайс, Гайдар, Филатов...
А вот Никита Сергеевич Михалков постарался вывести себя из ряда приближённых Ельцина. Он заявил, что не слишком часто встречался с ним, но помнит его ответ, когда он, Никита, посетовал на то, что в стране слишком мало внимания уделяется культуре. А Ельцин якобы ему ответил: «Да, нехорошо, ведь культура - это мать народа». (Интересно, а кто же его отец?)
Крепко сказано, только вот кто же, как не вы, Борис Николаевич, один из её сыновей, держали свою мать-культуру в нищете и унижении? И не только культуру вообще, но каждого из её деятелей в отдельности: художника, писателя, композитора... Вы же первый не подписали (пусть даже куцый) Закон о творческих Союзах и творческих работниках. И тем самым обрекли их на жалкое существование и бесправие. У любого инженера, слесаря, продавца, столяра, врача, лётчика есть рабочее место, зарплата и оплачиваемый отпуск. А в случае болезни - больничный лист и, в конце концов, пенсия по старости (хотя бы нищенская). Писатель, художник, композитор, отдавшие свою жизнь созданию вещей не менее значимых, чем представители вышеперечисленных профессий, лишены такого права. Что это, как не целенаправленное разрушение, а по сути, убийство в творческих людях желания и самой возможности творить?
Да, разумно этическое правило: «О мёртвых - либо хорошо, либо ничего». Но перед правдой все равны. А правда о Ельцине такова, что уже через год даже его сторонники постесняются произносить это имя.
Позвонили из Постоянного комитета Союзного Государства - назначают встречу с Гос. секретарём Павлом Павловичем Бородиным для обсуждения вопроса о 50-томном российско-белорусском издании. Ого, это уже кое-что! Значит, не дремлют чиновники. Стараются поддержать то хорошее, что намечается в культуре. Тьфу-тьфу, не сглазить бы!
26 апреля. В МСПС - вечер памяти, посвященный народному поэту Калмыкии, Герою Социалистического Труда Давиду Никитичу Кугультинову. Мне поручено быть ведущим. Если бы он был жив, то ему уже исполнилось бы 85. Но в июне прошлого года его не стало...
С ним я дважды встречался: первый раз - в конце 80-х, в Ленинграде, куда он приезжал в составе небольшой писательской группы. Выступал с трибуны Дома писателя. Оратор он отменный. Рассказывал о своей жизни: как раскулачивали его родителей, как с детства писал стихи, как восемнадцатилетним пареньком его приняли в Союз писателей, как в девятнадцать пошёл на фронт, а в двадцать два попал в ГУЛаг, где еле выжил, и только через 13 лет вернулся в родную Калмыкию.
Сидящий в соседнем кресле Виктор Конецкий иногда поворачивал ко мне голову и говорил:
- Этот не врёт, но и заговорил лишь теперь, когда всем позволили языки развязать. А раньше молчал и стал Героем.
Не помню, что ещё говорил тогда Давид Никитич, но помню, что говорил беззлобно, желая не поразить слушателей, а только представить им свою жизнь такою, какою она была. Но и с пониманием всей той жуткой несправедливости, какую он пережил в молодые годы.
Когда подошёл к концу вечер в Доме писателя, мы с Конецким стали спускаться в кафе, но тут нас догнал руководитель Ленинградской писательской организации Анатолий Чепуров и обратился ко мне:
- Иван Иванович, кажется, вы живёте недалеко от места дуэли Пушкина с Дантесом?
- Да, в Приморском районе, рядом со станцией метро «Пионерская».
- Тут вот какое дело, наш знатный гость Давид Кугультинов хочет посетить это место, он там ещё не был. Не составите ли вы ему компанию? Покажете, познакомитесь.
- Машину дашь? - спросил Конецкий.
- Конечно, стоит у входа.
- Тогда и я поеду, они меня на Петроградской высадят.
- Вот и хорошо, - обрадовался Чепуров. - Я сейчас.
Через несколько минут Давид Никитич и Анатолий Николаевич спустились к нам. Мы вышли из Дома, сели втроём в чёрную «Волгу». Давид Никитич на переднем сиденье, рядом с водителем, а мы с Конецким сзади. Виктор тут же стал задавать ему вопросы, но тот либо устал после своего яркого выступления, либо вопросы оказались ему не совсем по душе - про ГУЛаг, про порядки в нём, про характеры зэков, так что только сдержанно отвечал:
