— Здравствуй, Миша, — плача и улыбаясь, подошла Роза. Отвернула край одеяльца и улыбнулась сквозь слезы. — А это Аня, Анечка…
Дуся заморгала и отвернулась. Михаил наклонился над ребенком, всмотрелся в скуластое, как у Розы, личико.
— Растем! — засмеялась Дуся. — Скоро сами ходить будем. В станице на травку встанем… и побежим, побежим!
Михаил выпрямился и сказал негромко:
— Какая там станица… А здесь что — травы не хватает?..
Тимофеич вошел в душевую, отогнал от лица клубы пара.
— Не переодевайтесь, хлопчики. Остаемся.
— Зачем это? — брюзгливо поморщился Иван.
— Котел подлечим, иначе из строя выйдет.
— Да ну его! — Иван снял рабочий пиджак, повесил в шкафчик. — В следующий раз отказу не будет, а сейчас не могу, выдохся.
— Тебе непростительно, — осадил его мастер. — У директора на хорошем счету, в завкоме и на собраниях хвалят родителей. Мол, у Кукиных отец — герой гражданской войны, а мать в партизанках была.
Услышав смешок Михаила, Тимофеич с недоумением оглянулся:
— Ты чего ржешь?
— Да у нас и не было таких родителей-героев. Откуда эти басни?
— Как? — пожал плечами старик и взъерошился. — Да за кого вы меня принимаете?! Иван же сам козыряет, слух пустил!
— Никакие они не герои, мать и отец. Обыкновенные, в земле копаются.
Ребята посмеивались в кулаки, Иван, омраченный, набычился: не до смешков, коль в лужу сел.
— Ладно, котел все-таки надо сдать к утру, — перебил смех Тимофеич.
— Нет, остаться не могу! — повторил Иван и разделся, пошел под душ…
Вернувшись с ночной смены, Михаил заметил на подоконнике красные детские сандалии. Взял покупку, повертел в руках.
— Велики же Анечке!
— Это не ей, — сказала Роза и отвернулась к окну.
И тогда он догадался: «Это она Илюшке, сыну». Сколько раз говорил, что Наталью видеть не хочет, а по Илюшке скучает. Запомнила, видно. Подошел — она плачет.
— Ивушка плакучая, что с тобой?.. Брось, Розка, слышь? — Михаил погладил ее плечи, будто озябшие от холода, вспомнил, как стояли они когда-то в уральском лесу…
Как в пустую даль, смотрел он в окно, за которым густились, ползли со степей дождевые тучи…
Поняв друг друга, Михаил и Роза вышли из хаты. Ветер похолодил его съежившиеся плечи, обласкал завитушки седины на висках и, собрав духоту по переулкам, погнал ее стремительно по асфальту, по крышам домов. Но дождь не пролился, и вскоре из-под края тучки выплеснулось солнце.
— Погуляем? — кивнул Михаил.
Они не торопясь направились по сочной суданке. Прямо перед ними расстилалась степь, неумолчно трезвонили кузнечики, гудели шмели.
— Не только на Урале красиво, — заметила Роза, жадно вдыхая запахи весенней степи.
Как бы очнувшись, Михаил обнял жену, и ему вдруг захотелось идти и идти с ней всю жизнь вместе с течением времени, которое несет их, как облака над головой…
Роза уехала погостить к Дусе и Аникею в станицу. Михаил собирался на смену — поджидал Юрку. Тот надумал жениться, перешел из общежития на квартиру, и теперь ходить на ТЭЦ им было по пути.
Хлопнула калитка. Михаил подумал, что это Юрка, но ошибся. Во двор заглянул друг Ивана Никитовича, тоже пенсионер.
— Подь сюда, Миша, — поманил он пальцем, блаженно улыбаясь. — Знаешь, что Наташка приехала? Пошла к речке освежиться. Вещи ее у нас…
А вскоре послышались восклицания, вздохи Платоновны и жалкий, знакомый смех, от которого у Михаила екнуло сердце, — Наталья!
— Миша, гля, и не узнала! Здравствуй, родненький! — Оттягивая на спине и на боках влажное яркое платье, Наталья с улыбкой подошла и договорила: — У вас тут и не изменилось, надо же!..
Михаил, не в силах сдвинуться с места, насупил брови. А та разглядывала все вокруг, тронула качели Анюты, села на лавочку. Однако переменилась: нет прежней бойкости, страдает одышкой и умиляется.
— Сюрприз!.. — усмехнулся Михаил. — Да-a, не ожидал… Откуда прикатила?
— Потом все, все расскажу. Остыну чуть, — сказала Наталья, покусывая губы, а у самой выкатывались слезы. — Сердечко телепается, вот-вот оторвется. И во сне думала, скучала… А ты уже седеешь…
«Надо же, с каким форсом ворвалась! — подумал Михаил. — Надеялась, ждут ее. А раньше о чем мозговала?»
