Чьи-то руки успели поднять ее и оттащить в усыпанный обломками переулок. Стрельба тут же возобновилась.
Нила прислонилась спиной к полуразрушенной стене дома и сползла по ней на землю.
– Неужели вы позволите забрать его? – спросила она у своей спасительницы.
Розаль выглянула из-за угла и осмотрела улицу. Увидев, что непосредственной опасности нет, она медленно опустила руки в перчатках Избранной.
– Это больше не моя война.
– Вы могли остановить их, – обвиняющим тоном произнесла Нила. – Могли убить Тамаса. Защитить Бистера.
Голос ее сорвался. Она вытерла грязным рукавом текущие по щекам слезы.
– Генерал Вестевен мертв, – напомнила Розаль. – Продолжать борьбу бессмысленно. – Она замолчала и взглянула в осуждающие глаза Нилы. – Да, я могла убить Тамаса, но его смерть только ухудшила бы положение. Ты и представить себе не можешь подлинные размеры бедствия.
– Бистер… – всхлипнула Нила.
– Я не надеюсь, что ты поймешь меня. – Голос Розаль стал мягче. – Ты храбрая девочка, умная девочка. Уходи отсюда. Вестевен умер. Мальчик попал в руки Тамаса. Роялисты будут сопротивляться, сколько смогут, но Тамас в конце концов одолеет их. Уходи, пока еще можно. В юго-западной части баррикад есть проход между развалинами. О нем никто не знает. В одиночку ты сможешь там пройти. Возьми все ценное, что у тебя есть, и уходи. Живи полной жизнью в стороне от всего этого. – Взгляд Избранной на мгновение стал задумчивым. – Фатраста очень хороша в это время года.
– Что они сделают с Жакобом?
Розаль протянула ей руку, помогая подняться.
– Жакоб… – повторила девушка, не дождавшись ответа. – Что Тамас сделает с ним?
– Тамас всегда был прагматиком. Если он оставит в живых кого-либо из наследников трона, мятежи будут повторяться снова и снова. Он покончит с мальчиком без лишнего шума.
Нила утерла слезы. Ей представилось, как светловолосая голова Жакоба падает в корзину.
– Уезжай из Адро, – посоветовала Розаль. – Я поступлю так же, как только закончу со своими делами. Вот. – Она вытащила что-то из кармана и вложила в руку Ниле. Это была монета в сто кран.
– Спасибо, – только и смогла выговорить девушка.
Розаль снисходительно махнула рукой и направилась по переулку прочь от баррикады. Нила постояла еще немного, думая о монете в руке и спрятанном за городом серебре. Труп Бистера все еще лежал посреди мостовой, над ним то и дело свистели пули роялистов и солдат Тамаса. Нила сжала монету в кулаке. Этой суммы хватит на то, чтобы купить новую одежду и доехать до самой Брудании. А спрятанное серебро обеспечит ей безбедную жизнь.
Но перед глазами Нилы все еще стоял фельдмаршал Тамас, хладнокровно стреляющий в Бистера. С такими воспоминаниями она и думать не могла ни о какой новой жизни.
Вершинная крепость покоилась на зубчатом гребне Южного пика. Несмотря на суровый горный климат, покатые стены ее бастионов оставались гладкими: мощное колдовство до сих пор хранило крепость, построенную пятьсот лет назад. К юго-востоку от нее раскинулись янтарные равнины Кеза. На северо-западе, за холмами и лесами, виднелись окружающие Адро горы. У самого края сверкающей капли Адроанского озера пристроился бриллиант Адопеста. На севере зловеще курился Южный пик.
Адамат отвернулся от края бастиона. От раскинувшейся внизу картины у него начала кружиться голова. Он с удовольствием вернулся бы в город – а крепость была настолько огромна, что за ее стенами действительно помещался целый город, – но караульные из Горного дозора велели ожидать Избранного именно здесь. Хотя могли бы пригласить в помещение. Казалось, дозорные хотели полюбоваться тем, как он будет дрожать от холода.
Путешествие измотало Адамата и физически, и морально. Пришлось больше пяти суток трястись в дилижансе, почти не останавливаясь для отдыха. Все тело болело от неудобного, непрерывно подпрыгивающего сиденья. Голова раскалывалась от недосыпа. Когда Адамату все же удавалось заснуть, его мучили кошмары. Загадочное предупреждение Розаль о женщине, собравшейся призвать Кресимира, не давало ему покоя. С ним творилось что-то странное. Адамат всегда считал себя современным, образованным человеком. А Кресимира – не более чем мифом, выдумкой церковников, помогающей держать в повиновении крестьян.