Альфрид Крупп фон Болен по-прежнему оставался весьма состоятельным промышленником. Хорошо, что ему удалось хоть что-то сохранить от империи Круппа. В этом отношении ему повезло больше, чем сотням тысяч немцев, эвакуированных или сбежавших из потерянных восточных областей и советской зоны оккупации, которые добрались до запада в одной одежде и с жалким скарбом. Но Джон Мак-Клой не имеет никакого отношения к накоплению или позднейшему уменьшению состояния Круппа. Он возвратил это состояние, потому что так велела ему совесть и американские представления о справедливости. Ответственность за управление состоянием Круппов снова принадлежала господину Альфриду. И это очень тяжелый нравственный долг.
Когда война подходила к концу, Адольф Гитлер, одержимый идеей увлечь за собой в пропасть всю Германию, издал несколько безумных декретов. 19 марта 1945 года он приказал уничтожить все электростанции и энергетические предприятия. Если бы этот приказ был исполнен, вся Германия погрузилась бы во тьму, остановилось бы железнодорожное сообщение и прекратилось производство на всех предприятиях, зависимых от электрического тока. Кроме того, он «издал категорические и подробные приказы уничтожить все коммуникации, железнодорожный и автомобильный транспорт, мосты, плотины, заводы и фабрики, а также продовольственные запасы на пути следования неприятельских сил»[72].
Альберт Шпеер неоднократно пытался отговорить своего хозяина от столь катастрофических решений и даже изложил свои аргументы в меморандуме, который Гитлер не читая запер в сейфе. Фюрер вызвал его к себе и заявил: «Если война будет проиграна, наша нация тоже погибнет. Это неизбежно. Больше нельзя рассчитывать даже на примитивное существование основ народного хозяйства. Напротив, лучше его уничтожить, и сделать это самим. Нация доказала свою слабость, и будущее принадлежит только более сильным восточным народам. Кроме того, выжившие после войны не представляют собой ценности, ибо добро оказалось побежденным»[73].
Шпеер проявил огромное мужество, приняв меры к предотвращению гитлеровской политики выжженной земли. Его поддержали Вальтер Роланд, эксперт по вооружению, и Отто Штейнбрик, занимавший тогда влиятельное положение в «Стальном тресте». Другие тоже последовали их примеру и саботировали гитлеровские указы.
Еще один безумный приказ Гитлера предусматривал уничтожение всех угольных шахт в долине Рура. Это означало бы невосполнимые потери не только для Германии, но и для всей Западной Европы, зависимой от рурского угля. Уничтожение шахт превратило бы в нищих тысячи шахтеров.
Для предотвращения этого безумства Мартин Зогемайер, директор Северо-Западной организации представителей экономики, рискнул своей жизнью. Он ехал в машине из Берлина в Рур вместе с Паулем Плейгером, который пользовался благоволением режима в качестве директора-генерала концерна «Герман Геринг Верке» в Зальцгиттере.
Зогемайер помнил, что Плейгер был сыном шахтера, и раздумывал: стоит ли рискнуть и откровенно все ему сказать? Ведь Плейгер был истовым нацистом. Если слово фюрера, даже безумное, для него является законом, он может донести в гестапо на Зогемайера за неподчинение и пораженческие мысли, то есть отправить на виселицу. Зогемайер решил рискнуть.
– Вы представляете, что значит взорвать все шахты? – спросил он Плейгера, когда они остановились для дозаправки. – К чему это приведет? Вы не меньше моего понимаете, что их невозможно будет восстановить.
– В самом деле? – только и сказал Плейгер, после чего обратился к шоферу: – Едемте.
Зогемайер провел бессонную ночь, гадая, что означает реакция Плейгера. Утром Плейгер признался, что он тоже почти не спал. Затем они объехали все шахты, собрали всех инспекторов, после чего Плейгер известил, что Гитлер приказал гауляйтерам взорвать шахты, и закончил следующими словами:
– Но этого не должно произойти. Я запрещаю вам передавать динамит какому-либо партийному функционеру. А сейчас я немедленно возвращаюсь в Берлин.
Так два смелых человека предотвратили колоссальную катастрофу для Европы.
