Все это свидетельствует против того, что германские промышленники готовились к грядущей войне.
Из заявления Томаса в 1945 году мы также узнаем, что после Мюнхенского соглашения 30 сентября 1938 года генерал встречался со всеми лидерами промышленного и делового мира и убедился, что был прав в своих пессимистических взглядах на войну.
«В те дни я сталкивался только с единодушной поддержкой моих взглядов, – писал он и продолжал обвинять: – К сожалению, сегодня я вынужден заявить, что, когда Гитлер начал благоволить к доктору Тодту и господину Шпееру[59], многие известные промышленники и банкиры полностью изменили свою позицию, поддались этим новым партийным заправилам и с энтузиазмом отозвались на их военную пропаганду и истерические призывы держаться до конца. И если сейчас германский народ требует правдивого отчета от военных руководителей, то это касается и многих лидеров промышленности, которым не хватило мужества, зная, что я прав, поддержать меня и открыто сказать, что они считают эту войну бессмысленной и безнадежной для Германии».
Обвинение очень серьезное, и мы оценим его позднее, когда будем рассматривать обвинение немцев в непротивлении нацизму. А сейчас заметим, что нравственное разложение этих промышленников произошло в середине войны, а не в начале нацистского режима, когда Гитлер еще не открыл свое истинное лицо и оппозиция могла действовать более решительно и энергично. А вот в 1942–1943 годах бизнесменам и рабочим ничего не оставалось, как только поступать по поговорке «С волками жить – по-волчьи выть», приспосабливаясь к обстоятельствам, на которые они уже никак не могли повлиять.
Обратимся к другому вопросу, а именно: хотели ли германские промышленники войны, и приложили ли они руку к ее развязыванию?
Томас снимает с них это обвинение. В книге «По вопросу о вине германской экономики» (1946) он писал:
«Германская промышленность понимала, что только мир и согласие с Западом может обеспечить процветание… У них не было ни малейшего желания войны. У представителей индустрии не было захватнических планов. Они никогда не желали столкновения.
Геринг и Гитлер были настроены против лидеров промышленности. Они считали, что те не умеют хранить секреты. Но поскольку промышленники обладали основной продукцией и капиталом, Гитлер изменил свое отношение.
В 1937 году Гитлер уверял, что Германия ведет только подготовку к обороне. У них [промышленников] были основания верить ему….
Германия вступила в войну, будучи весьма слабо подготовленной, и капитулировала бы еще раньше, если бы не ресурсы захваченных ею стран».
Телфорд Тейлор косвенно подтверждал, что германские промышленники не вели накопления стратегических запасов на случай войны[60]: «Удивительно, но, как показывают воспоминания генерала Томаса и многие источники, в течение четырех лет велась лишь частичная мобилизация экономики, то есть ее перевод на военные рельсы, а всеобщая мобилизация началась лишь в 1943 году, когда рейхсминистром вооружения стал Альберт Шпеер».
Летом 1938 года, за год до развязывания Гитлером Второй мировой войны, Инспекция по надзору за металлургией и сталелитейной промышленностью, тайная организация, работающая на министерство экономики, своего рода экономическое гестапо, представила два отчета, до сих пор не опубликованные. В первом, от 25 июля 1938 года, речь шла о возможности производства чугуна в плашках и стали в слитках на случай, если уменьшится импорт руды из других стран; во втором, от 31 августа, говорилось о мобилизации запасов железа.
Эти два отчета свидетельствуют о том, что тяжелая промышленность Германии не делала никаких запасов в подготовке к войне.
В докладе от 25 июля говорилось: «В случае прекращения поставок сырья из-за границы производство чугуна в плашках, которого сейчас производится ежемесячно в среднем 1,5 млн тонн, и стали в слитках, которой производится в среднем 1,85 млн тонн, может упасть на 300 тыс. тонн в месяц и продолжаться лишь около четырех месяцев. По истечении этого срока будут полностью исчерпаны все запасы руды и шлака, находящиеся на территории всего рейха у различных сталеплавильных заводов… Поэтому после четвертого месяца можно будет рассчитывать только на 324 тыс. тонн чугуна в плашках. А стали в слитках будет производиться только 550–600 тыс. тонн».