Боб показал мне фотографии, пока я собирался в патруль силами отделения. Его мама опубликовала его имя и адрес в местной городской газете, «Пресс Телеграм», в разделе для джи-ай, которые хотят получать больше писем. Все написавшие были молодыми женщинами, многие из них прислали фото. Боб проводил свой собственный конкурс «Мисс Америка».
— Ты со всем этим дерьмом выглядишь, как долбаный вьючный мул, — сказал он мне.
На самом деле я шёл налегке. На дневные патрули мы брали немного дополнительных боеприпасов, потому что, случись нам попасть в неприятности, рядом не будет никого, кто нам сможет помочь. Однако, поскольку мы уходили всего лишь на пять-шесть часов, мы не брали с собой много обычного снаряжения — лопаты, «клайморы», пончо, пайки, туалетные принадлежности и часть фляг. Я даже не взял свой фотоаппарат. Какой ошибкой это оказалось! Надо было делать по дюжине снимков каждый день, вне зависимости от того, чем я занимался. Вместо этого я ждал каких-то необычайно интересных кадров, говорящих самих за себя, и в результате после возвращения домой у меня осталось слишком мало фотографий со службы. Так или иначе, на коротких патрулях каждый из нас был на пятнадцать фунтов легче обычного, что для нас было роскошью.
Отделение прошло по территории роты к периметру, затем сквозь линию укреплений на ничейную территорию. Боб шёл рядом со мной, болтая и всё ещё перебирая фотографии, по-видимому, не обращая внимания на наше продвижение. Прежде, чем мы добрались до реки, Шарп остановил отделение и поглядел Бобу в глаза.
— Сынок, тебе надо либо снарядиться, либо идти назад, — громко объявил он. Все захихикали, включая и Боба, мы пожали друг другу руки, и он вернулся назад за линию укреплений.
На самом патрулировании мы совершенно не обнаружили никакой деятельности ВК и не надо обладать богатым воображением, чтобы понять, почему. Военная авиация обрабатывала территорию, которую мы пытались патрулировать. Мы прошли столько, сколько смогли, пока не начали опасаться, что сами попадём под бомбы. «Фантомы» молниеносно налетали над самыми верхушками деревьев и сбрасывали бомбы прямо перед нами. Волны горячего воздуха налетали на нас, а земля дрожала под ногами.
Мы не могли связаться с пилотами, потому что у нас не было рации нужного типа, и мы не знали их частоты. Шарп связался с Лай Кхе, чтобы спросить, почему там оказались самолёты и что они делают. Похоже, никто не знал, что происходит и где это можно узнать. Всё, что мы получили — совет зажечь дымовую шашку, затем двигаться к юго-востоку и вернуться в Лай Кхе. Если кто-нибудь в дивизии достучится до бомб-жокеев, то им сообщат о нашем присутствии, какого цвета шашку нам зажечь и какого румба на компасе нам придерживаться, двигаясь от неё. Нам удалось отступить без потерь и без малейшего понятия, чем занимались военно-воздушные силы.
Утром активность на вертолётной площадке была неописуемая. Десятки вертолётов стояли с работающими на полном газу двигателями, а сотни солдат прибывали, строились и грузились на борт. Вращающиеся лопасти разгоняли едкий дым в знак приветствия. Время от времени тот или иной вертолёт отрывался на фут-другой от земли, но пилот осаживал его, как ковбой осаживает своего жеребца. Вся эта сцена дышала волнением.
Полёт был короткий и спокойным, нас привезли зону высадки, которую никто не защищал, так же, как и вражеские лагерь, в который мы вторглись. Лучше всего оказалось то, что лагерь располагался прямо возле зоны высадки, буквально в двух-трёх минутах ходьбы. Мы были озадачены. Почему они построили базу так близко от гигантского открытого места, где мы могли приземлиться? Не похоже было, чтобы они тоже располагали вертолётами. Несколько минут мы ходили среди бамбуковых хижин, глазея по сторонам. Словно любопытные туристы, посетившие восточный город-признак. Хорошо утоптанные тропинки соединяли хижины, некоторые из которых служили складами, а другие — жилищами. В остывших очагах стояли почерневшие горшки, повсюду сельскохозяйственные инструменты, в жилых домах одежда. Как обычно, кроны деревьев скрывали лагерь от обнаружения сверху.
