- Ну, а ты что сказал? - спросила мать, любуясь сыном.
- Что же я мог сказать? - ответил Сёмка, разводя руками. - Я сказал всю правду о себе и о Володьке. Сказал, что мы были товарищами, играли вместе, но друг к другу в дом не ходили, что папа его никогда и не видел. И что лучше всех его знал наш квартирант, потому что он с ним занимался. Ну, тогда стали спрашивать про Рабиновича.
- Ну-ну!
- Ну, ничего, я рассказал всю правду! Рассказал, что квартирант никогда бы и не узнал о Володьке, если бы я не рассказал сестре, что у Кириллихи есть сын, которого отец колотит, что Володька ходит в школу, но ему не с кем готовить уроки... А потом, когда сестра об этом рассказала Рабиновичу, он стал ходить к Володьке и готовить с ним уроки.
- И это все?
- Чего же ты еще хотела? Потом спрашивали, что Рабинович говорил о Володьке.
- Ну, а ты?
- Ну, я сказал, что квартирант очень хвалил Володьку, говорил, что он способный мальчик, что у него "еврейская голова" на плечаx...
Сарра, как ни была удручена, не могла не улыбнуться.
- Так и сказал: "еврейская голова"?
- Ну что я тебе, выдумывать стану? Потом спросили, о чем шептался Рабинович с папой перед пасхой. Что он делал в "подряде", где пекут мацу, и что мы ели за "сейдером".
- Что ели? - удивилась Сарра.
- Всё-всё спрашивали! И я сказал всю правду: что квартирант с папой совсем не шептался, что в "подряде" он помогал печь мацу, а за "сейдером" мы ели много вкусных вещей: мацу, хрен, картошку, рыбу, мясо, оладьи...
Сарра не могла больше сдержаться: обняла Сёмку и стала его целовать. Какой умница! Сёмка был очень доволен собой и вспоминал новые подробности допроса:
- Да, еще я забыл тебе сказать, что спрашивали про кровь.
- Про кровь, горе мне, какую кровь?
- Да про кровь, что мы сделали с кровью?
- С какой кровью?
- А я знаю? Я тебя спрашиваю, с какой кровью?
- Ну, что ж ты сказал?
- Что я мог сказать? Сказал, что не знаю, о какой крови они говорят.
- Ну а они?
- Они говорят: "Не бойся, мы никому не расскажем!"
- Ну а ты?
- Я сказал, что ничего не понимаю.
- Ну а они?
Сёмка рассердился, совсем как отец:
- "Они сказали". "Ты сказал". Это - бесконечная история. А я кушать хочу!
Сарра вскочила с места и побежала к шкафу. Но в этот момент вошел Давид. Сарра совсем растерялась. Что делать? Дать ли ребенку кушать, радоваться ли возвращению Давида или горевать о том, что Бетти еще не вернулась? Она еле проговорила:
- А где Бетти? И где квартирант?
- Как где? Разве их еще нет?- спросил Давид. - А я думал, что они давно дома...
***
Давид прибежал было домой в прекрасном настроении, но, узнав, что детей еще нет, остановился пришибленный.
Оправившись, Давид заговорил:
- Ну и ночь! Ну и утро! Не было печали, так черти накачали! Володька! Чигиринский! И во сне не снилось!
Он стал рассказывать. Досадно, что нет Бетти и Рабиновича. Тогда бы он рассказал все подробно. А теперь можно сокращать. С первой же минуты ареста, рассказывал Давид, он был так спокоен и хладнокровен, как будто вся история его ничуть не касалась. Он ведь знал, что все это ерунда, глупости, не стоит понюшки табаку.
- Чего вы от меня хотите? - спросил он, когда ему объяснили, в чем его подозревают. - Вам хочется непременно навязать мне убийство? Это вам не удастся! Никакого "ритуала" у нас нет! Вы сами его выдумали! А признаться в том, чего я не делал, вы меня не заставите! Это было возможно сто лет тому назад. А теперь есть, слава Богу, закон, суд и прокурор...
- Вы прокурора и законы оставьте в покое, - ответили ему. - Расскажите лучше, как был убит Чигиринский, пасынок вашего соседа.
- Какие соседи? Что за пасынок? - раскричался Давид. - Я понятия не имею ни о каких Володьках! Знать не знаю никаких Чигиринских! Оставьте меня в покое! Вы хотите посадить меня в тюрьму? Сажайте! Хотите затеять дело? Затевайте! Я ничего не боюсь, потому что моя совесть чиста! Я вам говорил и повторяю, что Володьки Чигиринского я никогда в глаза не видал! Я только знаю, что по соседству живет какой-то Кирилл и что у него был пасынок Володька.
- Ах, вы все-таки знаете, что на свете существовал Володька? - перебили его, думая поймать на слове.
