— Я уж думал, опять заблудился, — натянул вожжи ведун перед гостеприимно распахнутыми воротами, в которые и поворачивала утоптанная грунтовка. — Надеюсь, это Рязань, а не Царьград? А то больно долго еду.
— Ништо, мимо нас не промахнешься, — рассмеялся шутке дружинник, по подбородку которого шел широкий розовый шрам, разрывающий бороду на два неравных клочка. Дорога была пустынна, поэтому подгонять путника воин не стал. — Коли на торг собрался, мил человек, то припозднился ты ныне. Вечереет, закроется он вскорости.
— На торг-то на торг, — признался ведун, — да только товар у меня большой и тяжелый. Опасаюсь, за один раз не продать. А коли в город да обратно кататься, да каждый раз тамгу на воротах платить — так и не окупится товар, как мыслишь?
— Это верно, — признал стражник. — Перед городом за каждую повозку с тебя по деньге спросят. Это токмо пеших путников князь дозволил без мыта пропускать.
— Спасибо на добром слове, — кивнул Середин. — Тогда я, пожалуй, повозки где-нибудь оставлю да сперва так схожу, поинтересуюсь, кому мое добро приглянется. Тут постоялый двор есть хороший?
— Божибор Клыкастый добрый двор держит. Большой, и хозяйка ладно стряпает. Скажешь, я послал, он тебе и светелку почище отведет, и скидку сделает. Ветенегом меня кличут, он знает. Прямо езжай, пока крону яблони не увидишь, что над дорогой свисает. Скривилась она за год отчего-то, того и гляди свалится. За яблоней зараз поворачивай, да смело вперед поезжай. Как в тын упрешься, по правую руку и двор будет.
— Спасибо за совет, Ветенег. Так и сделаю, — тряхнул вожжами Олег. — По-ошла, хорошая моя, сегодня под крышей спать будешь. Коли Макошь смилуется, завтра под седлом дальше поскачешь. Отмучились!
За время дороги от Чернавы до стольного города ведун успел проклясть всё на свете и заречься от летних поездок по лесным трактам. Мало того, что три сотни верст, каковые верхом он одолевал дня за три, на телегах пришлось вымучивать десять суток, мало того, что за всё время он ни одной деревни не встретил, ни разу в баньке не попарился, пивка не попил, на печи не погрелся, так ведь еще раз двадцать всякие протоки вброд переходить пришлось по пояс в воде ледяной! Не-ет, путешествовать по Руси можно только в ладье, и никак иначе. Разве только в седле.
Единственное, что получилось у него но уму — так это с Даромилой проститься. Похвалил ее, поклялся, что краше девок не встречал и что сердце вот-вот порвется, — да вот только при ремесле его, дескать, жен не берут. В любой миг за Калинов мост можно уйти, к Маре в вечное царствие. Вот, и в Чернаве чуть не сгинул от клыка нежити нежданной. Даромила всплакнула, но сцен устраивать не стала, только платочком помахала вслед.
— Ладно, коли Среча поиграть захочет, то, может, еще и свидимся, — тряхнул головой Олег, отгоняя грустные воспоминания, и натянул вожжи: — Тпру, красавица моя единственная! Кажись, приехали.
Середин спрыгнул с облучка, вошел в приоткрытые ворота, повел носом, уловив соблазнительный запах жаркого. Под навесом слева, подпирая друг друга лоснящимися боками, фыркали лошади, справа возмущенно хрюкал кабанчик, коего волокли за задние ноги на заклание.
«Кого-то скоро свеженькой свининкой побалуют», — мысленно отметил Олег, поднимаясь на крыльцо и толкая дверь.
В горнице плавали клубы пара, словно ведун попал не в трапезную, а в баню, рубашка моментально стала влажной. Краем глаза Середин отметил, что большинство здешних постояльцев — крепкие мужики, частью в рубахах или косоворотках, но многие и в поддоспешниках. Ну, а уж широкие пояса с мечами имеются просто у каждого. Не иначе, князь рязанский дружину для дела какого скликает… Хотя, коли это люди ратные, званые, то почему на постоялом дворе, в посадах сидят, а не в детинце, на дворе княжеском? Странно.
Из подпола поднялся, тяжело дыша, упитанный, если не сказать крепче, хозяин. Из приоткрытого рта его выглядывали несколько торчащих во все стороны неправильно выросших зубов, создавая впечатление клыкастой крокодильей пасти — трудно не догадаться, откуда у владельца корчмы такое прозвище.
