Они с Терезой сами проходили процедуру одобрения на усыновление, когда стало ясно, что лечение не помогает. Они подвергались мучительным беседам с социальными работниками, тратили выходные на назидательные лекции и фильмы семидесятых годов. Тереза ушла спустя месяц после того, как им выдали разрешение. Классика. Однако он был готов заплатить любую цену за то, чтобы кто-нибудь оставил у них на пороге крошечного безымянного младенца. Лишь бы Тереза перестала плакать. Он заморгал. Наверное, Джон сейчас трахает Анну? А Нильс целует чудесную маленькую грудь Терезы?
Постельное белье так и лежало на диване, появился резкий запах. Он принюхался и с отвращением снял пододеяльник. Даже в студенческие годы он не имел обыкновения еженедельно менять постельное белье, а теперь зачем? Достиг ли он пика убожества, или еще было куда двигаться?
Вдруг он вскочил и ворвался в спальню, увидев, что бутылка с вином упала и безнадежно испортила коврик в стиле пэчворк, который он всегда ненавидел. Не тратя время на размышления, он направился к тумбочке Терезы и схватил ее обеими руками. Ничего, проживет и с коробками в гараже: запылившиеся пластинки Терезы, письма и ее студенческая фуражка – все это выглядело как уродливое вторичное граффити, нанесенное на некогда блистательный оригинал. И с этими говенными воспоминаниями отныне покончено! Он решительно вынес прикроватный столик с «Камасутрой» в заднюю дверь и вышвырнул его в темноту, столик приземлился с треском где-то в траве. Фотография Терезы из Тиволи отправилась туда же. Затем он запер дверь, лег в постель и заснул.
Это будет мое последнее письмо к тебе, милая мама. Не потому, что мне больше нечего тебе сказать, но потому, что я нашла другого человека, которому могу говорить такие вещи. Это может показаться несправедливым, но это не так. Ты поймешь. Помнишь, как ты пела мне, целовала меня и говорила: «Спи спокойно, моя звездочка, и не забудь вернуться ко мне утром» или что-то подобное? Я столько лет ждала, что ты вернешься, но я же знаю, что ты не просто спишь. Когда превращаешься в звезду, земля становится слишком далеко, вот что я подумала.
У меня родилась дочка, ты в курсе? Шесть лет назад я родила малютку весом почти в три килограмма, с большими глазами пришельца из космоса. Она немного полежала у меня на руках, глядя на меня словно из иной солнечной системы, а затем я отдала ее. Через неделю умер дядя Пауль. Когда одна жизнь дается, другая отнимается. Я всегда понимала это буквально, однако жизнь, которая отнимается, когда рожаешь ребенка, – это в первую очередь твоя собственная жизнь. Обнимая своего новорожденного, ты обнимаешь собственную тленность, и к этому бремени никто не может тебя подготовить. Я обременена своей могилой и стыдом от того, что добровольно отказалась от жизни.
Меня никто не заставлял, я могла бы проявить настойчивость.
Можно подумать, что со временем становится легче, точно так же, как тоска по тебе с годами превратилась в тупую боль, с которой я примирилась. Но она-то живет. Иногда я выбираюсь туда, где она живет, и наблюдаю. У них огромные окна, как будто они нарочно приглашают зрителей. Не думаю, что они обрадовались бы, узнав, что я прихожу. Но им пришлось бы привыкнуть ко мне, хотят они того или нет.
Теперь она уже большая девочка, чужая и все же такая родная. Светлые волосы и курносый носик, она похожа на меня, и это терзает мое сердце. Странно, наверное, прозвучит, если я скажу, что люблю ее? Я и не знаю, так ли это, но я постоянно о ней думаю. Моя звездочка.
Еще я думаю о человеке, которого встретила. О человеке, который на моей стороне. По крайней мере я надеюсь, что он встанет на мою сторону. Мне бы хотелось написать, что он бы тебе понравился, но ведь я не знаю, так ли бы это было на самом деле.
Но я не просто влюблена в него, я в нем растворена.
