То, что супруг Сони – князь Потемкин, не очень дальний родственник одного из самых знаменитых людей России, Софья узнала чуть ли не накануне своего венчания. Она думала, что жизненные обстоятельства бросили её в объятия Григория Тредиаковского, всего лишь чиновника русского посольства во Франции. Оказалось, что фамилия жениха Потёмкин, но об этом вовсе не стоит кому‑либо рассказывать. По крайней мере, пока они не вернутся в Россию.
Фамилию Тредиаковский – по линии матери – Григорий взял себе на время пребывания во Франции, чтобы не привлекать внимания к своей особе.
Он работал в таком ведомстве и исполнял такие поручения своих начальников, что чем незаметнее он казался, тем лучше было для дела.
Но вот зачем понадобилось Соне следовать за Григорием в его поездке? Опять напридумывала себе, что это будет очередным захватывающим приключением… И что оказалось на деле? Не будь её глупого желания, Софья сейчас гуляла бы себе по Елисейским полям, или ехала в карете, или даже сидела в замке, в котором хозяйствовала не кто иная, как её бывшая горничная Агриппина, но никак уж не торчала бы в этой убогой сторожке – неизвестно в какой местности, неизвестно как далеко от проезжей дороги.
Впрочем, сторожка, с виду невзрачная и даже хрупкая, внутри оказалась вполне крепкой и хорошо устроенной. Вот только хозяин наверняка не посещал её никак не меньше месяца. То ли захворал, то ли покинул домишко ещё по какой причине, не стоило и гадать. Так‑то оно и к лучшему. Не надо никому объяснять, что да как, почему такие знатные на вид господа оказались в столь глухом месте. Какая злая сила погнала их в этот дикий лес…
Княгиня погрузилась в свои невеселые думы, тем более что предаваться этому занятию ей никто не мешал. Не слышно было ни шороха в углах, какой частенько затевают в отсутствие хозяина, к примеру, мыши, ни цвирканья сверчка, ни даже монотонного похрустывания жука‑древоточца – вся мелкая живность будто ушла куда‑то вслед за хозяином.
Соня оперлась головой о бревенчатую стену и устало прикрыла глаза. Спать ей не хотелось. Она поёрзала, устраиваясь поудобнее на половинке бревна, поставленной на два пенька, – этакой своеобразной лавке. И опять вернулась к своим мыслям, которые, как муравьи, ползли одна за другой всё в том же направлении – в попытке объяснить причины, по которым она вместе с супругом оказалась в столь бедственном положении.
А может быть, не было никакой погони и вообще никакой слежки, и Григорий всё это придумал… Но для чего? А что, если просто Соня стала для него обузой, из‑за чего он не поспевал в город Страсбург, куда так торопился, а свалившаяся на него будто с неба жена связывала руки? Думать так было страшно. Да и, собственно, если бы он решил отправить её от себя, мог бы оставить в каком‑нибудь людном месте. На тракте, откуда она легко бы добралась в тот же Дежансон.
А ведь всего два месяца назад они ещё не были знакомы, всего лишь ехали из России в одной дорожной карете – Софья убегала от опеки брата, Григорий торопился по своим делам. Но на остановках молодые люди поневоле стали общаться, познакомились.
И ведь могли больше так никогда и не встретиться, если бы не коварная судьба, уготовившая им ещё одну встречу в каком‑то захудалом трактире по пути в город Страсбург и далее в Вену.
Так совпало, что оба ехали в одно и то же место…
У Григория были документы на имя русского дворянина Тредиаковского. Притом, как теперь понимала Соня, неизвестно, сколько этих самых документов на любое другое имя могли ещё оказаться запрятанными в саквояже или зашитыми в потайном кармане его дорожного камзола. При случае Григорий извлекал их как фокусник, так что всякий любопытствующий чиновник должен был удовлетвориться – любое действие молодого человека основательно, объяснимо. Ни малейшего намека для подозрений.
У Сони тоже было несколько дорожных бумаг, и по одной из них она считалась замужней женщиной – хотя тогда была ещё девицей, – женой графа Ришара Савари…
Как всё запуталось! Если бы Соне пришлось что‑то кому‑то объяснять, она не враз смогла бы подобрать и слова, и причины такого несоответствия. Заинтересуйся русскими особами французские ажаны по‑настоящему, они бы немало подивились, а то и упрятали бы и того и другого путешественника в тюрьму за подлог документов.
