– Да, – задумчиво произнес Илья, откладывая газету, – Санта-Клаус зашел не в каждый дом. Интересно, что мы здесь делаем?
– Торчим, – ответила Аля.
Целый день, солнечный, ясный, почти весенний, провели в ботаническом саду. Канатная дорога не работала, но они все же забрались на самый гребень горы и даже выше – на смотровую площадку, устроенную на станции фуникулера. Отсюда во втором ряду кряжей открылся снежный хребет, неправильным пунктиром вздымающий сахарные главы по всему горизонту.
– Вот это Чугуш, – показывал Тимофей, – а Фишта не видно. – Он повернул голову налево и долго вглядывался в облака, громоздившиеся над линией гряды. – Я вот думаю, сидят там, в горах в этих, академики...
– И что? – дрогнувшим голосом спросила Аля.
Ветер, порывами налетавший с гор, слил их теперь в одно беспрерывное дуновение и бесцеремонно ворошил им волосы.
– И пишут новую конституцию, – сказал он уверенно. – С серьезным влиянием космизма... Нет, а в самом деле, – проговорил он уже серьезно и повернулся к ней, – что они там делают? Что там еще было, в твоих новостях?
– Не знаю, – сказала Аля. – Что было, то я и прочитала... Может, съездим туда? – прыснула она. – Все и узнаешь.
– Как-нибудь, – согласился Тимофей в таком же тоне. Он мотнул головой в ту сторону, куда ушел Илья. – Вот только товарищ станет хотя бы кандидатом. Мне-то уже не светит, я свой выбор сделал, – вздохнул он. – А то приедем – здравствуйте! Там же все академики, а мы кто? Ну а все-таки, – спросил он еще раз, – может, были какие подробности?
– Да говорю же тебе: не знаю. Где это, кстати? – спросила она как бы между прочим.
– Во-он, где-то там. – Его вытянутая рука указала на север. – Это с другой стороны Главного Кавказского хребта... Пошли, что ли, а то дует.
У выхода из сада в будочке кассы Аля купила топографическую карту северо-западного Кавказа.
– Мальбрук в поход собрался? – прищурившись, спросил Тимофей.
– Люблю географию, – сказала она и пристально на него посмотрела. – Люблю разглядывать карты. Люблю представлять. Люблю...
Илья, остановив машину, махал им с дороги.
Вечером гостиницу взяли штурмом полсотни молодых крепких парней в одинаковых спортивных костюмах и с одинаковыми огромными чехлами, которые они еле тягали, несмотря на свою явную, видимую силу. Они смотрелись бронзовотелыми посланцами евгеники, упругими детьми тридцатых, строгими юношами, затерявшимися во времени. И тут же все общественные помещения наполнились скромными листовками, обещавшими приятный досуг в компании с раскованными девушками юга.
Тимофей как бы нехотя выдернул одну такую бумажку, косо засунутую под сверкающий наличник двери.
– Куда ужинать пойдем? – спросил Илья. – Может, в то армянское кафе, в порту которое? Форель там была очень приличная.
– Сегодня я, кажется, ужинаю один, – сообщил Тимофей.
Аля смотрела на него, поджав губы.
– «Что же делать парню молодому, коль пришлась девчонка по душе?» – пискляво пропел Тимофей.
– Только по спутниковому больше не звони, – кисло попросила Аля.
Утром на глади моря дружно завозился рой маленьких яхт, похожих издали на подвижный столбец толкунцов в столпе закатного солнца.
– Просто диву я даюсь, – заметил Илья, бросив на море прощальный взгляд, – ни экономики уже нет, ни политики, ни хоккея, страны-то уже, похоже, нет, а маленькие яхты есть.
В Адлере перед вылетом накупили хризантем. Бледных, душистых. В букетах они очаровывали, испуская запах всегда согласный и сосредоточенный. Hо их лепестки не высыхали, а гнили, напитываясь бежевым цветом небытия.
