– Теперь объясняй разницу между бонусом и скидкой, – шутливо предложил Тимофей, припомнив их крымскую болтовню.
– Это значит: тебе чай, а ему кофе, – нашлась Марианна.
Тимофей прошелся по комнате, оглядывая пустые стены.
– Можно? – спросил он, указав на барабан. Марианна кивнула.
– А я опять в Тибет собираюсь, – похвасталась она.
– Ну поздравляем! – сказал Илья. – А кто звал на горных лыжах кататься? Твоя подруга уже все решила, так что и ты решай, а то пора гостиницу выкупать.
– Это в апреле, – сказала Марианна, – а вы же в марте поедете.
– В конце марта, – уточнил Илья. – На Домбай.
– На Домбай? – не то разочарованно, не то удивленно переспросила Марианна. – А почему на Домбай?
– Так нам захотелось, – сказал Илья. – Тварь я дрожащая или право имею?
Марианна пожала плечами и посмотрела на Тимофея:
– А ты что такой кислый?
– Видишь ли, – ответил за него Илья, – вступил на свою голову в любовную битву и терпит поражение на всех фронтах. – И не успел сказать это, как в голове его ударили серебряные молоточки: кем? кому?
Тимофей безучастно следил за вращением барабана.
* * *
В Веронике Тимофей встретил достойного соперника. Если она чувствовала себя с ним так неуверенно, как до этого не чувствовала себя ни с кем, что, конечно же, не приходило ему в голову, то и он чувствовал себя не более уверенно.
Первое время после разрыва с ней все шло так, как обычно бывало у него после всех предыдущих разрывов: он немного скучал, немного грустил, немного пил, много общался с друзьями и искал новое развлечение. Но эта разлука давила его душу такой тоской, что он чувствовал себя совершенно беспомощным, подавленным и жалким.
Он все время вспоминал слова Марианны, сказанные в Крыму: «Как вы думаете, от любви умирают? Еще как!», и еще он думал с унынием, что еще немного – и он превратится в одну из тех крыс, о которых рассказывал Аркадий на даче у Николая.
Он не был уверен, было ли то, от чего он умирал, любовью, но он умирал. Если раньше алкоголь надежно защищал его от ненужных переживаний, то теперь от него становилось только хуже.
– Ты не сможешь без меня, – сказала она ему, прощаясь, как он думал, навсегда. – Я буду в глазах у тебя стоять.
И она стояла у него в глазах. Каким образом удавалось ему исполнять свою работу, он и сам не знал, ибо чувствовал себя неспособным ни к какой работе. Никогда он не верил ни в какие привороты, но теперь его мысль все чаще блуждала в этих жутковатых понятиях, которые дотоле не играли в его жизни никакой роли. Эта была какая-то физическая зависимость сродни наркотической, когда невозможность получить желаемое приводит к распаду. Двигаться ему не хотелось. Напялив на голову противогаз, он валялся на диване без дела, без участия в своих собственных делах, словно рассчитывал, что та чудодейственная сила, которую когда-то в детстве он за ним замечал или приписал ему, проявит себя и избавит его от этого наваждения.
Презирая себя, уже больше из чувства самосохранения, он все-таки набирал ее номер, и она всегда отвечала ему, будто зная наверное, что он позвонит. Она была внутренне благодарна ему за то, что он первый делал эти шаги, и отзывалась с облегчением. Мысль о том, что за то время, пока они не виделись, она могла принадлежать еще кому-то, была и невыносима, и одновременно распаляла его до безумия. Она испытывала примерно то же самое, только, будучи женщиной, ревность свою скрывала глубже.
Никакие прелюдии были им уже ни к чему, и они принадлежали друг другу бездумно, как звери, и со всем бесстыдством, на которое способен только человек. «Крыса, – думал он с тоской, когда все заканчивалось, – я противная серая слабовольная крыса». Во время близости они словно бы давали выход своей ненависти, и ее выражение в эти минуты проходило безнаказанно, потому что в эти минуты она ничего не значила. «Я теряю себя, – думала она с тревогой, – теряю, теряю себя».
Власть над ним давалась ей нелегко. И все же она властвовала. Это не было больше ни смешно, ни забавно, это было серьезно и страшно. Не раз ему казалось, что все их беспричинные ссоры – всего лишь продолжение игры, преследующие одну затаенную цель: сообщить ей новый накал, и если это было так, думал он, то тогда это было еще отвратительней и страшней. Уже оба не отказались бы положить конец этой игре, но выхода из нее пока не существовало.
