Крепость королей. Проклятие - страница 129

Шрифт
Интервал

стр.

Ты хоть знаешь, что это такое? Эта заколка принадлежала моей матери! Несколько недель назад отец отправил ее управляющему вместо денег. Потому что не хотел разорять крестьян!

В глазах Маргареты застыл невыразимый ужас. Она затряслась всем телом, скрещенные ранее на груди руки безвольно повисли вдоль туловища.

– Ты не могла этого знать, потому что никогда раньше ее не видела, – продолжала Агнес, багровея от злости. – Но я помню ее с самого детства. Твой ухажер всучил тебе заколку после ограбления. Вероятно, затем, чтобы ты и дальше снабжала его сведениями. Разве не так? Еще когда ты в этом платье появилась на похоронах Хайдельсхайма, я уже тогда заподозрила неладное. Ты… змея подколодная!

Маргарета сползла вдоль стены на пол и подняла руки к лицу, словно опасаясь ударов.

– Прошу вас, пожалуйста, не говорите вашему отцу! – взмолилась она. – Все… все было не так, как вы думаете! Я даже не знала, что это один из людей Вертингена. Он был хорошо одет, как порядочный ремесленник. И угощал меня вином, щедро угощал… Господи, чего я только не наболтала ему!

– И, несмотря на это, продолжала с ним встречаться и разболтала еще больше, – прошипела Агнес. – Уж после того, как люди Вертингена прознали о деньгах и убили нашего Себастьяна, ты могла бы догадаться!

Маргарета поникла окончательно, слова ее смешивались со слезами.

– Я… я не хотела принимать этого, – рыдала служанка. – Мне казалось, я нашла наконец мужчину, который вызволит меня из этой дыры. С которым я смогу сидеть перед очагом… в городском доме… с детишками на руках…

Маргарета продолжала всхлипывать. Агнес взирала на нее без всякого выражения.

– Я могла бы поверить, что ты действительно глупа до такой степени, – проговорила она наконец. – Я хотела бы в это поверить, хотя бы ради нашей старой дружбы. Но не могу. Мне кажется, в глубине души ты сознавала, что делаешь. Но думала только о себе.

– И что с того?

Маргарета неожиданно прекратила плакать, с упрямым выражением лица вытерла слезы и поднялась.

– Вы хоть понимаете, каково это, годами дожидаться здесь мужчину? Стареть в страхе, что однажды станет слишком поздно! Что рано или поздно сеньор выставит тебя вон и ты старухой сгинешь в лесах! Что вы знаете о настоящей жизни, госпожа? Верно говорит Пастух-Йокель: «Адам был пахарь, пряхой – Ева, где был король, где – королева?»

Последние слова Маргарета бросила, точно проклятие. Она расправила дорогое платье и, не сказав более ни слова, зашагала прочь. На мгновение Агнес показалось, что перед ней никакая не служанка, а настоящая госпожа. Затем хлопнула дверь, и она осталась одна.

Агнес опустилась на кровать и попыталась успокоиться. Ее по-прежнему трясло от злости. Маргарета была повинна в гибели Себастьяна, а в скором времени, возможно, и других людей – теперь, когда Черный Ганс прознал об орудиях Матиса… Но действительно ли она сделала это умышленно? Сможет ли Агнес рассказать отцу о предательстве Маргареты? Такие преступления карались страшной смертью. Изменников четвертовали, сажали на кол или бросали в кипящее масло. Как поступит отец? Агнес задумалась над последними словами камеристки и вспомнила всех крестьян, вынужденных из года в год бороться с голодом, морозами и произволом знати.

Что ты знаешь о настоящей жизни, госпожа?

Может, Маргарета права и она всего лишь избалованная девчонка, охотится с соколом и живет историями о рыцарях… Внезапно у нее пропало всякое желание отправляться с Парцифалем в лес. Агнес задумчиво уставилась в потолок. Там сердито гудело несколько пчел, тщетно пытаясь отыскать путь на свободу.

* * *

Лишь к вечеру следующего дня крестьяне и ландскнехты разгрузили повозки и установили на плато перед крепостью все необходимые приспособления. Больше всего времени заняла постройка больших щитов, за которыми следовало укрыть Толстушку Хедвиг и еще несколько орудий. Дело осложнялось тем, что люди Вертингена заставили все свободное пространство ловушками и волчьими ямами. Накануне кое-кто из крестьян уже напоролся на длинный, остро отточенный стержень. Теперь он лежал в лесу на постели из хвороста и громкими криками напоминал товарищам, что война – гнусное и жестокое ремесло.


стр.

Похожие книги