Генри благодарит Алекса в ответ охотно и жадно, и Алексу безразлично, какие слова или звуки вырываются из его уст в этот момент.
В его сознании крутятся лишь два слова. Одно – «милый», другое – «ублюдок». Генри – талантливый, разносторонний ублюдок, почти в истерике думает Алекс. Истинное дарование. «Боже, храни королеву».
Кончив, в знак вежливости, Генри оставляет липкий поцелуй на сгибе ноги Алекса, которую перебрасывает себе через плечо, и Алексу хочется схватить Генри за волосы, но его тело словно разом лишается костей. Он сокрушен, уничтожен. Эйфория овладела им.
Поднявшись куда-то высоко, он видит лишь пару глаз где-то совсем рядом с собой в дофаминовой дымке.
Матрас скрипит, и Генри перемещается на подушки, утыкаясь носом в ямку на шее Алекса. Алекс издает невнятный звук одобрения, рассеянно обнимая Генри за талию, но это было все, на что он способен. Алекс уверен в том, что знает множество слов на нескольких языках, но, кажется, не может вспомнить ни одного из них.
– Хмм, – мычит Генри, касаясь кончиком своего носа носа Алекса. – Знай я, что только так тебя можно заткнуть, сделал бы это гораздо раньше.
Собрав всю свою силу в кулак, Алекс выдавливает из себя всего два слова:
– Иди на хер.
Отдаленно, сквозь медленно проясняющийся туман и беспорядочный поцелуй, Алекс не может не изумиться осознанию того, что перешел своего рода Рубикон. Здесь, в этой комнате, столь же древней, как и сама его страна, он пересек его так же, словно Джордж Вашингтон пересек Делавэр. Рассмеявшись сквозь поцелуй, он мысленно представляет волнующий портрет маслом двух молодых кумиров наций, обнаженных и сияющих влажным глянцем в свете лампы. Он желает, чтобы и Генри мог видеть это, размышляя, найдет ли он картину столь же забавной, как он.
Генри перекатывается на спину. Алекс хочет последовать за ним, уткнувшись ему в бок, но остается на месте, наблюдая за ним на расстоянии пары дюймов. Он видит, как напрягается мышца на лице принца.
– Эй, – говорит он и тычет Генри в плечо, – не загоняйся.
– Я не загоняюсь, – отвечает тот, отчетливо произнося слова.
Алекс придвигается чуть ближе.
– Все было хорошо. Мне было хорошо. Тебе ведь тоже?
– Определенно, – отвечает Генри тоном, от которого по спине Алекса бегут мурашки.
– О’кей, круто. Мы можем повторить, когда захочешь, – говорит Алекс, проводя костяшками пальцев по плечу Генри. – Ты ведь понимаешь, что это ничего между нами не меняет? Мы по-прежнему те… кем были до этого. Просто… с минетами.
Генри прикрывает глаза одной рукой.
– Верно.
– Итак, – произносит Алекс, меняя тему и устало потягиваясь, – думаю, я должен сказать тебе, что я бисексуал.
– Рад слышать, – отвечает Генри. Взгляд его сверкающих глаз скользит вниз по обнаженному бедру Алекса и говорит не столько ему, сколько себе: – А я абсолютно точно гей.
Видя его легкую улыбку, морщинки в уголках глаз, Алекс намеренно удерживает себя от поцелуя.
Часть его застревает на мысли о том, как странно и удивительным образом прекрасно видеть Генри таким – открытым и обнаженным, во всех смыслах этого слова. Генри придвигается к нему на подушке и оставляет мягкий поцелуй на губах. Алекс ощущает легкое прикосновение пальцев на щеке – прикосновение столь нежное, что ему приходится еще раз напомнить себе не привязываться слишком сильно.
– Эй, – говорит Алекс, придвигаясь к уху Генри, – ты можешь оставаться здесь столько, сколько хочешь, но я должен предупредить тебя, что, возможно, в интересах нас обоих, чтобы ты ушел до наступления утра. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы личная охрана заперла всю резиденцию на замок и заявилась сюда вытаскивать тебя из моего будуара.
– О, – произносит Генри, отодвигается от Алекса, перекатываясь на спину, и вновь смотрит в потолок, словно человек, ищущий прощения у разгневанных богов. – Ты прав.
– Ты можешь остаться еще на один раунд, если хочешь, – предлагает Алекс.
Генри закашливается и чешет макушку.
– Я думаю… лучше мне вернуться в мою комнату.
Алекс смотрит, как принц выуживает свои боксеры из-под кровати и натягивает их, затем выпрямляется и встряхивает плечами.
