Спустя бог знает сколько времени матч, наконец, заканчивается, и Алекс чувствует, что закричит, если тотчас же не сможет оказаться рядом с Генри. Словно единственной мыслью во всей этой вселенной для него остается лишь мысль о теле Генри и его разгоряченном лице, а каждая молекула бытия лишь досадное препятствие на его пути к нему.
– Выглядишь ты так себе, – говорит Эми, уставившись Алексу прямо в глаза, когда они оказываются внизу. – Каким-то… потным.
– Я пойду, эм… поздороваюсь с Генри, – бормочет Алекс.
Рот Эми вытягивается в ухмылке.
– Прошу, не уточняй.
– Да, знаю, – отвечает Алекс. – Допустимое отрицание.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Конечно. – Алекс взъерошивает пальцами волосы на голове.
– Наслаждайся своими переговорами с английской делегацией, – безучастно произносит Эми, и Алекс вполголоса возносит благодарность небесам.
Он плетется по направлению к конюшням. Все его существо гудит от осознания, что тело Генри становится неуклонно ближе к нему. Длинные, стройные ноги и пятна травы на безупречных облегающих брюках. Как может этот вид спорта быть таким омерзительным, когда Генри выглядит так божественно, играя в него?..
– О боже…
Алекс успевает затормозить в последний момент, едва не врезавшись в Генри собственной персоной. Принц как раз заворачивал за угол конюшен.
– О, здравствуй.
Они стоят и просто смотрят друг на друга, не зная, что делать или сказать дальше, всего пятнадцать дней после того, как Генри испускал проклятья в потолок спальни Алекса. Генри по-прежнему в полном облачении – не снял даже перчатки, – и Алекс не может решить, нравится ли ему это или он хочет размозжить ему голову палкой для поло. Или битой для поло? Дубинкой для поло? Молотком для поло? Вся эта игра – сплошной фарс.
Генри прерывает молчание:
– Я вообще-то собирался найти тебя.
– Ну да, привет. Я уже здесь.
– Ты уже здесь.
Алекс бросает взгляд через плечо.
– Здесь, эм… камеры. На три часа.
– Точно, – говорит Генри, расправляя плечи. Волосы у него на голове спутанные и слегка влажные, а щеки все еще раскрасневшиеся от физических нагрузок. На фото, когда те попадут в прессу, он будет выглядеть, как чертов Аполлон. Алекс улыбается, зная, какой они возымеют успех.
– Эй, кажется… ты что-то хотел показать мне? – спрашивает Алекс.
Генри смотрит на него, затем на десятки людей, среди которых есть прогуливающиеся вокруг миллионеры и общественные деятели, а потом снова на Алекса.
– Сейчас?
– Я ехал сюда четыре с половиной часа, и через час я должен возвращаться в Вашингтон, поэтому не понимаю, когда ты еще сможешь мне это показать.
Генри берет паузу, сверкая глазами в направлении камер и примеряя свою обычную сценическую улыбку, затем смеется и хлопает Алекса по плечу.
– Ах, да. Конечно. Нам сюда.
Он разворачивается и идет к задней части конюшен, затем резко сворачивает в дверной проем. Алекс следует за ним. Это маленькое помещение без окон, пристроенное к конюшням, где от пола до потолка пахнет кожей и мореным деревом, а стены увешаны тяжелыми седлами, хлыстами, уздечками и поводьями.
– Что еще за секс-подземелье для белых богачей? – думает вслух Алекс, когда Генри подходит к нему сзади. Увидев, как принц снимает с крюка на стене хлыст, Алекс едва не теряет сознание.
– Что? – небрежно спрашивает Генри, проходя мимо Алекса, чтобы перевязать хлыстом ручки двери, затем поворачивается к нему, такой очаровательный и невероятный. – Это называется сбруйный сарай.
Алекс сбрасывает пальто и быстро шагает к Генри.
– На самом деле мне наплевать, – говорит он, затем хватает Генри за идиотский воротник идиотского поло и впивается в его идиотский рот.
Это прекрасный поцелуй, уверенный и горячий, и Алекс не может определиться, куда пристроить руки, потому что хочет дотронуться до Генри везде и сразу.
– Боже, – раздраженно стонет он, толкая Генри за плечи назад и с отвращением рассматривая его с ног до головы. – Ты выглядишь нелепо.
– Ты хочешь, чтобы я… – Генри отступает назад, ставя ногу на скамью и наклоняясь, чтобы снять наколенники.
– Что? Нет, конечно, оставь, – отвечает Алекс. Генри застывает в той же артистичной позе, раздвинув ноги и подняв одно колено. Ткань натянулась на его промежности. – О боже, что ты делаешь? Я не могу даже смотреть на тебя. – Генри хмурится. – Нет, господи, я имел в виду… как же ты меня бесишь.
