– Видел бы это Алекс из прошлого года, – говорит он, наклоняясь к уху Генри.
– Он бы сказал: «О, так я теперь влюблен в Генри? Должно быть, именно поэтому я всегда веду себя с ним, как дебил», – заканчивает за него Генри.
– Эй! – вскрикивает Алекс. Генри хихикает над собственной шуткой и обнимает Алекса одной рукой за плечи. Алекс прижимается к нему и тоже смеется, искренне и от всей души, и это последняя серьезная фраза за весь день. Фотограф завершает свою работу и отпускает их.
У Кэтрин, по ее словам, выдался тяжелый денек – у нее состоялось целых три встречи по обсуждениям переезда в королевскую резиденцию ближе к центру Лондона, поскольку она постепенно брала на себя все больше королевских обязанностей. Алекс видит этот блеск в ее глазах – вскоре она готова будет побороться за трон. Он решает ничего пока не говорить Генри, но ему интересно посмотреть на то, как развернется ситуация. Кэтрин целует их обоих и уходит с охраной Генри.
Сделав короткую прогулку вдоль Лонг Уотер обратно по пути в Кенсингтон, они встречаются с Би в оранжерее, где десяток членов ее команды по планированию мероприятий суетятся вокруг, выстраивая сцену. Она расхаживает взад и вперед вдоль рядов стульев, выстроенных на лужайке, в резиновых сапогах и с конским хвостом на затылке, очень кратко обсуждая по телефону нечто под названием «каллен скинк» и то, что даже если бы она действительно решила заказать его, то с какой стати ей могли понадобиться целых долбаных двадцать литров этого каллен скинка?
– Что такое каллен скинк, черт подери? – спрашивает Алекс, когда она вешает трубку.
– Суп из копченой трески, – отвечает она. – Наслаждаешься своей первой королевской собачьей выставкой, Алекс?
– Все не так уж плохо, – ухмыляется Алекс.
– Мама превзошла саму себя, – говорит Генри. – Этим утром она предложила отредактировать мои рукописи. Такое ощущение, что она разом решила наверстать пять лет своего отсутствия. За что я, конечно же, люблю ее и ценю ее попытки, но, боже мой…
– Она старается, Генри, – говорит Би. – Какое-то время она просидела на скамейке запасных. Дай ей немного разогреться.
– Знаю, – отвечает Генри со вздохом, однако в его глазах читается нежность. – Как у тебя тут дела?
– О, знаешь, – машет Би телефоном в воздухе, – это всего лишь первое плавание моего весьма спорного благотворительного корабля, по которому будут судить все мои будущие начинания. Поэтому нет. Я не чувствую никакого давления. Я лишь немного злюсь на тебя за то, что ты отказался объединить наши фонды, чтобы я смогла сбросить хотя бы половину этого стресса на тебя. Со всеми этими сборами средств во имя трезвости я рискую спиться. – Она хлопает Алекса по руке. – Эта пьяная шутка для тебя, Алекс.
У Би и Генри выдается такой же занятой октябрь, как и у их матери. Им приходится принимать множество решений в первую же неделю, как то: станут ли они игнорировать откровения о Би в электронных письмах (нет), придется ли Генри в конце концов поступить на военную службу (после нескольких дней раздумий – нет) и, прежде всего, как все это преподнести в позитивном ключе? К этому решению Би и Генри приходят вместе – основать сразу два благотворительных фонда под собственными именами. Фонд Би собирает средства в поддержку программ восстановления после наркотической зависимости по всей Великобритании, а фонд Генри – в помощь ЛГБТ-сообществам.
По правую сторону от них быстро вырастают световые распорки над сценой, на которой Би собирается этим вечером устроить концерт с живой группой и знаменитостями, стоимостью восемь тысяч фунтов за билет.
– Боже, хотел бы я остаться на шоу, – говорит Алекс.
Беатрис лучезарно улыбается.
– Жаль, что Генри был так занят подписанием бумаг с тетушкой Пеззи, чтобы выучить парочку песен, иначе мы могли бы уволить нашего пианиста.
– Бумаг? – спрашивает Алекс, приподнимая бровь.
Генри бросает на сестру молчаливый взгляд.
– Би…
– Для молодежных приютов, – договаривает она.
– Беатрис, – предостерегающе произносит Генри. – Это должен был быть сюрприз.
– Ох, – только и говорит Би, утыкаясь в телефон. – Упс.
