Если я могу просить народ Америки только об одном, то вот моя просьба: прошу, не позволяйте моим действиям повлиять на ваше решение в ноябре. Решение, которое вы примете в этом году, – это нечто гораздо большее, чем я мог бы когда-то сделать или выразить словами, и оно определит судьбу всей страны на долгие годы. Моя мать, ваш президент, настоящий боец и победитель, которого заслуживает каждый житель Америки, чтобы в течение еще четырех лет наша страна продолжала расти, развиваться и процветать. Пожалуйста, не позволяйте моим действиям тормозить этот прогресс. Я прошу СМИ не фокусировать внимание на мне и Генри, а только на кампании, ее политике, а также жизнях и условиях существования миллионов американцев, которые поставлены на карту в этих выборах.
И, наконец, я надеюсь, что Америка будет помнить, что я все еще дитя, которое она взрастила. Моя кровь все еще там: Ломета, Техас, Сан-Диего, Калифорния и Мехико. Я все еще помню звук ваших голосов с той сцены в Филадельфии. Каждое утро я просыпаюсь, думая о ваших родных городах, о семьях, с которым встречался на митингах в Айдахо, Орегоне и Южной Калифорнии. Я никогда не надеялся стать кем-то иным, кроме того, кем я был для вас тогда и кем я являюсь сейчас – сыном президента, искренне вашим на словах и в поступках. И, надеюсь, что в день инаугурации в январе я все еще продолжу им быть.
Первые двадцать четыре часа после речи проходят как в тумане, но несколько картинок запечатлеваются в мозгу Алекса до конца его жизни.
Первая: на следующее утро после выступления на Национальной аллее собирается новая толпа, самая большая из всех, что ему приходилось видеть за последнее время. Из соображений безопасности Алекс остается в стенах резиденции. Генри, Джун, Нора, он сам и трое его родителей сидят в гостиной на втором этаже, чтобы посмотреть прямой репортаж на CNN. Посреди передачи на экране появляется Эми, стоящая перед ликующей толпой в желтой футболке Джун с надписью: «История, а?» К футболке приколот радужный флаг. Возле нее стоит Кэш, на его плечи взгромоздилась жена Эми в джинсовой куртке, в которой Алекс узнает ту самую куртку, которую Эми расшивала в самолете в цвета пансексуального флага. Алекс вопит так громко, что проливает кофе на любимый ковер Джорджа Буша.
Следующая картина: сенатор Джеффри Ричардс с лицом полнейшего идиота на CNN заявляет о своей серьезной обеспокоенности способностью президента Клермонт сохранять беспристрастие в вопросах традиционных семейных ценностей из-за того, что творит ее сын в священном месте, выстроенном нашими праотцами. Вслед за ним сенатор Оскар Диас по онлайн-связи высказывается о том, что главная ценность президента Клермонт – это защита Конституции и что Белый дом был построен рабами, а не праотцами.
Следующая картинка: выражение лица Рафаэля Луны, когда, подняв глаза от своих бумаг, он видит Алекса, стоящего в дверях его офиса.
– Зачем тебе вообще нужны помощники? – спрашивает Алекс. – Когда я направился прямиком сюда, никто даже не попытался меня остановить.
Луна в очках для чтения и выглядит так, словно не брился уже несколько недель. Он улыбается немного обеспокоенно.
После того как Алекс расшифровал его сообщение в письме, Эллен позвонила прямиком Луне и без лишних вопросов сообщила, что защитит его от любых обвинений, если он поможет ей убрать Ричардса. Алекс знал, что его отец тоже связывался с Рафом, а Луна знал, что никто из его родителей не держал на него зла. Но это первый раз за долгое время, когда они разговаривают.
– Если ты считаешь, что я не сказал каждому сотруднику в первый же день, что у тебя есть свободный доступ к этому кабинету, то ты глубоко ошибаешься, – говорит он.
Алекс ухмыляется и достает из кармана пакетик Skittles, исподтишка подбрасывая его на стол Луны.
Раф выдвигает из-под стола стул, который стоял возле него нетронутым все эти дни.
У Алекса до сих пор не было шанса поблагодарить Луну, и он понятия не имеет, с чего начать. Он даже не уверен в том, что это необходимо, в первую очередь поэтому он просто наблюдает, как Луна вскрывает пачку и высыпает конфеты на бумаги.
