– Я ненавидел себя каждую минуту, что проработал в той кампании, но провел все время в поисках улик. Я был близок. Я был так поглощен этим, так сосредоточен, что… Я совсем не заметил слухов о тебе. Я не имел ни малейшего представления. Но когда все всплыло наружу… Я все знал, просто не мог этого доказать. Однако у меня был доступ к серверам. Я многого не знаю, но повидал достаточно в свои юные бунтарские дни, чтобы знать парочку людей, которые могли организовать слив. Не смотри на меня так. Я не настолько стар.
Алекс хохочет, и, глядя на него, Луна тоже начинает смеяться. Душу накрывает облегчение, словно свежий поток воздуха врывается обратно в комнату.
– В общем, отослать все тебе и твоей матери было самым быстрым способом разоблачения, и я знал, что Нора сможет с этим справиться. И я… я знал, что ты все поймешь.
Он делает паузу, посасывая конфету, и Алекс решается задать вопрос:
– Мой отец был в курсе?
– О том, что я – тройной агент? Нет, об этом не знал никто. Половина моих сотрудников уволилась, потому что ни о чем не подозревала. Моя родная сестра не разговаривала со мной несколько месяцев.
– Нет, я о том, что Ричардс сделал с тобой.
– Алекс, твой отец – единственный живой человек, которому я когда-либо все это рассказывал, – отвечает Луна. – Он взялся помочь мне тогда, когда я не позволил этого никому другому, и я никогда не переставал испытывать к нему благодарность. Но он хотел рассказать всем о том, что Ричардс сделал со мной, а я… не мог этого допустить. Я сказал ему, что это риск для моей карьеры, на который я не могу пойти. Но, честно говоря, я не думал, что то, что произошло с одним мексиканским парнишкой-геем двадцать лет назад, каким-то образом повлияет на его дела. Я не думал, что кто-то вообще мне поверит.
– Я тебе верю, – без промедления возражает Алекс. – Хотел бы я, чтобы ты просто рассказал мне тогда обо всем, что делаешь. Ну или вообще кому-нибудь.
– Ты бы попытался остановить меня, – отвечает Луна. – Все вы попытались бы.
– Ну… Раф, это был чертовски безумный план.
– Знаю. И я не знал, удастся ли мне исправить весь тот вред, что я причинил, но, честно говоря, мне было плевать. Я сделал то, что должен был. Ни за что на свете я бы не позволил Ричардсу победить. Вся моя жизнь – борьба, и я боролся.
Алекс обдумывает его слова. Он может понять Луну: все это перекликается с его собственными размышлениями. Он размышляет о том, о чем не позволял себе думать с той самой поездки в Лондон, – о результатах экзаменов на юридический, спрятанных в столе спальни в запечатанном конверте. Как же ему сделать все то добро, что он может совершить?
– Кстати, прости меня, – говорит Луна, – за все, что я тебе сказал. – Ему необязательно уточнять, что именно. – Я был… не в себе.
– Все в порядке, – отвечает Алекс, и он действительно так считает. Он простил Луну еще до того, как вошел в его кабинет, однако ценит его извинения. – И ты прости меня. Но все же я надеюсь, ты осознаешь, что, если еще раз назовешь меня «малец», я в буквальном смысле надеру тебе задницу.
Луна искренне хохочет.
– Слушай, ты встрял в свой первый сексуальный скандал. Вылезай уже из песочницы.
Алекс одобрительно кивает, потягиваясь в кресле и сложив руки за головой.
– Чувак, хреново, конечно, что все так сложилось с Ричардсом. Даже если ты разоблачишь его сейчас, натуралы обязательно выставят ублюдка-гомофоба за латентного гомосексуалиста, чтобы просто умыть руки. Будто в девяноста девяти процентах из ста они не обычные старые и ненавидящие все живое лицемеры.
– Ага, особенно учитывая то, что, видимо, я был единственным стажером мужского пола, которого он затащил в отель. Он поступал, как любой чертов хищник, – его поступки не имеют ничего общего с сексуальностью, а всецело связаны с властью.
– Собираешься что-то заявлять? – спрашивает Алекс. – В ближайшее время?
– Я много об этом думал. – Луна наклоняется к нему. – Большинство людей уже догадались, что источник утечки – я. И, думаю, рано или поздно кто-нибудь придет ко мне с обвинением с истекшим сроком давности. Именно тогда мы и сможем открыть расследование в конгрессе. Это будет мой звездный час. Тогда все это будет не зря.
