– Ой, да брось. Посмотри на это лицо. Люди обожают его. С остальным я как-нибудь разберусь.
Генри скептично смотрит на него, и Алекс вновь глубоко вздыхает.
– Слушай, я не знаю. Я даже не знаю точно, как работает закон, когда ты в отношениях с принцем другой страны. Так что сам понимаешь. Есть еще вещи, с которыми придется разбираться. Но в конгресс избирались люди гораздо хуже и с гораздо большими проблемами, чем у меня.
Генри смотрит на него таким пронзительным взглядом, от которого Алекс порой чувствует себя букашкой, которую прикололи на месте канцелярской кнопкой.
– Ты действительно не боишься того, что может произойти?
– Нет. То есть, конечно, боюсь, – отвечает Алекс. – Все это останется в тайне до окончания выборов. И я знаю, что начнется бардак. Но если мы сможем сыграть на опережение, дождемся подходящего момента и сделаем все на своих условиях, думаю, все будет хорошо.
– Давно ты об этом думаешь?
– Осознанно? Со съезда демократов. Подсознательно, но пытаясь все отрицать? Чертовски долго. По меньшей мере с того момента, как ты меня поцеловал.
Лежа на подушке, Генри смотрит на него.
– Это… просто невероятно.
– А ты?
– А что я? – спрашивает Генри. – Господи, Алекс. Все это проклятое время.
– Все время?
– С Олимпийских игр.
– С Олимпийских игр?! – Алекс выдергивает из-под Генри подушку. – Но это же, это же…
– Да, Алекс, день нашего знакомства. Ничто не ускользает от твоего внимания, не так ли? – спрашивает Генри, потянувшись, чтобы вернуть подушку обратно. – «А ты», спрашивает он, словно сам не знает…
– Закрой рот, – требует Алекс, ухмыляясь, словно идиот. Перестав бороться с Генри за подушку, он садится на него сверху и прижимает к кровати, покрывая поцелуями. Он натягивает на них одеяло, и они оба исчезают в этой суматохе из смеха, целующихся губ и сплетенных рук, пока Генри не перекатывается на его телефон, нажимая задницей кнопку воспроизведения голосовых сообщений.
– Диас, ты сумасшедший безнадежный романтичный мелкий засранец, – раздается голос президента США, приглушенный матрасом. – Лучше бы это было навсегда. Береги себя.
Улизнуть из дворца мимо охраны в два часа ночи, к удивлению Алекса, является идеей Генри. Он достает для них обоих кепки и толстовки – универсальную форму одежды для тех, кого узнают во всем мире, и, пока Би шумно покидает дворец с противоположной стороны, они припускают через сады. Теперь они стоят на мокром пустынном тротуаре Южного Кенсингтона, окруженные высокими зданиями из красного кирпича, рядом со знаком…
– Погоди-ка. Вы что, издеваетесь надо мной? – спрашивает Алекс. – Улица Принца-консорта? Господи, сфоткай меня с этим знаком.
– Я еще не готов! – бросает Генри через плечо. Он тянет Алекса за руку, чтобы тот продолжил бежать. – Пошевеливайся, балбес.
Они пересекают улицу и ныряют в нишу между двумя колоннами, пока Генри выуживает из кармана толстовки связку с целым десятком ключей.
– Забавное преимущество того, что ты принц, – люди дают тебе ключи от всего чего угодно. Стоит только вежливо попросить.
Алекс таращится на то, как Генри ощупывает край, казалось бы, обычной стены.
– Все это время я считал себя Феррисом Бьюллером в наших отношениях.
– То есть, значит, я – Слоун? – спрашивает Генри, нажимая на участок в стене и вытаскивая Алекса сквозь щель на широкую темную площадь.
Земля под ногами покатая, а звуки их шагов отзываются эхом на белой плитке. Твердая кирпичная башня в викторианском стиле вырастает перед ними в ночи из здания, окружающего внутренний двор, и Алекс думает: «Ух ты». Музей Виктории и Альберта. У Генри от него ключ.
В дверях их поджидает толстый старый охранник.
– Не знаю, как тебя благодарить, Гэвин, – говорит Генри, и Алекс замечает пухлую пачку купюр, которую Генри вкладывает в руку мужчины во время рукопожатия.
– Сегодня Ренессанс Сити? – спрашивает Гэвин.
– Если ты будешь так добр, – отвечает Генри.
И вот они вновь куда-то идут, пробираясь сквозь залы с образцами китайского искусства и работами французских скульпторов. Генри плавно и безошибочно перемещается из зала в зал мимо черной каменной скульптуры сидящего Будды и обнаженного бронзового Иоанна Крестителя.