Наступил вечер.
Всем роздали «поздравительные» сакэ[16] , спирт, сушеную каракатицу, тушеные овощи, папиросы и карамель.
Некоторое время стоял шум. Несколько человек из первого ряда вдруг захлопали. Остальные, не разбираясь в чем дело, присоединились к ним.
Перед экраном появился инспектор. Выпрямившись и заложив руки за спину, он заговорил, употребляя непривычные слова, вроде «господа», «осмелюсь» и так далее, пуская в то же время и свои всегдашние выражения: «сыны Японии», «благосостояние страны»... Большинство не слушало. Энергично двигая челюстями, рыбаки жевали сушеную каракатицу.
— Довольно, довольно! — крикнули сзади.
— Эй ты, убирайся! На то есть бэнси. Ну!
— Тебя бы да твоей палкой!
Все расхохотались. Раздался свист, аплодисменты. При посторонних инспектор не решался дать волю своему гневу; покраснев, он что-то произнес (из-за шума нельзя было разобрать — что) и отошел от экрана.
Сеанс начался.
Сначала шла видовая картина. На экране появлялись острова Мацусима, Эносима, Киото[17] . Лента иногда обрывалась. Кадры вдруг раздваивались, путались, как от головокружения, на мгновение исчезали, оставляя после себя одно белое пятно экрана.
Потом пошли японские и зарубежные фильмы. Все ленты были попорчены, страшно мелькали. К тому же они, видно, кое-где были разорваны и подклеены, так что движения действующих лиц казались судорожными. На все это зрители не обращали внимания, так они были увлечены. Когда на экране появлялись элегантные иностранные женщины, рыбаки свистели, фыркали. Случалось, что бэнси, рассердившись, прерывал объяснения.
Первым шел американский фильм из истории колонизации Запада. Отбиваясь от туземцев, борясь с природой, люди падали, опять поднимались и шаг за шагом проводили железную дорогу. На их пути в одну ночь возникали города, один за другим, словно стыки рельс. Железная дорога продвигалась все вперед и вперед, и всё дальше росли города. На экране показывали связанные с этим трудности, и вперемежку, то выступая на передний план, то отступая на задний, развертывался роман между рабочим и дочерью директора Компании. При последнем кадре бэнси возвысил голос:
— Протянувшаяся на сотни и сотни миль железная дорога, наконец завершенная благодаря самоотверженности многих, многих юношей, как гигантская змея, побежала по полям, пересекла горы, и вчера еще дикая земля стала достоянием страны.
Фильм закончился объятиями директорской дочки и рабочего, вдруг принявшего облик джентльмена.
За этой картиной последовал коротенький европейский комический фильм, вызвавший только бессмысленный смех.
Японская картина рассказывала о бедном японском типе, который начал продавцом бобов, разносчиком газет, потом стал чистильщиком обуви, поступил на завод, сделался «образцовым рабочим», пошел в гору и стал богачом.
Бэнси воскликнул, хотя такого титра и не было:
— Поистине, если не усердие мать успеха, то что же?
Эта тирада вызвала искренние аплодисменты подростков-чернорабочих. Но из толпы рыбаков и матросов раздался громкий голос:
— Врешь! Кабы так, я давно б уже был директором.
И все громко расхохотались.
Потом бэнси рассказывал:
— Мне от дирекции было приказано: «На это место нажми хорошенько да еще и повтори несколько раз!»
Под конец были показаны различные заводы и конторы Компании. Показали и «усердно» работающих рабочих.
По окончании сеанса все перепились. Сакэ сильно подействовало, так как люди давно уже не брали в рот спиртного и были переутомлены. Под тусклой электрической лампой плавали облака табачного дыма. Воздух был спертый, затхлый; рыбаки раздевались, повязывали голову платком, сидели, скрестив ноги, лежали, выставив зад, громко кричали и переругивались. Иногда поднималась драка.
Так продолжалось за полночь.
Рыбак из Хакодате, больной бери -бери и потому всегда спавший, попросил, чтобы ему приподняли подушку, и смотрел на веселье. Его приятель-земляк стоял рядом, прислонившись к столбу, ковырял в зубах спичкой и цыкал.
Было уже довольно поздно. По лестнице «нужника» скатился, как куль, рыбак; одежда и правая рука у него были в крови.
— Ножи! Ножи! Берите ножи! — кричал он. — Мерзавец Асагава куда-то сбежал! Нет его! Я его убью!
