Пока Провоторов наливал ром, а тот парень, вроде военный, ещё спросил:
— Место, откуда пришёл, назови!
— Место это святое для тунгусов племени Мань Я Гир, — ответил Требень и выпил. Отдышался и добавил: — Место называется Вана Вара.
— Меня зовут Александр Егоров, сын Дмитриев, — сказал Требню парень и убрал пистоли за проймы поддёвки. Видать, у него там специально нашиты особые карманы для пистолей. — Ну-с, теперь начать разговор или что?
Купчина Провоторов поднялся со скамьи с полным стаканом рома, поднялся и Егоров. Помедлив, поднялся и Требень. Егоров быстро наполнил ему стакан. Рядом со стаканом Требня положил его охотничий нож. Остро глянул на низенького купчину, даже подтолкнул его.
Провоторов тогда туго заговорил:
— Будучи человеком православным, имея совесть в душе да имея в виду ту мысль, что Колька Шпора может и надругаться над невинной душой этого... золотого младенца, я, купец Провоторов, купил его у вора Кольки. С той лишь целью, чтобы совершенно безоплатно вернуть дитятю и душу евонную его родителям или его народу! Забери, Требень, то, за чем к нам пришёл! Просто так забери. По-божески!
На столе появился кожаный мешок. Требень, уже крепко выпивший, но не понявший пока силы рома, быстро упаковал золочёный скелетик младенца в кожаный мешок.
— Ты поешь, закуси теперь, — сказал Егоров. — Нам ещё решить надо, когда мы с тобой отсюда выедем.
— Это зачем? Зачем нам с тобой?
— Мною дан обет исповеднику вот его, тобольского купца Ильи Никифоровича Провоторова, что я на реку Тунгуску попаду, как раз туда, где стоит посёлок Вана Вара. А там, чутка подальше, будет охотничья избушка промысловика Евмения. Он с дочерью живёт... Ты его, наверное, должен знать, Требень...
Требень опустил глаза в доски стола. Чтобы не сверкали глаза волчьим светом. Год назад промысловика Евмения, тунгусским именем Хукаяма, кто-то убил, долго пытаючи. А дочь промысловика изнасиловали, потом тоже пытали и бросили помирать в тайге. Было это дело по прошлой весне. А по нонешнему лету, так Евмений давно говорил Требню, он вместе с дочерью хотел выйти из тайги и осесть в городе Тобольске. На дом в Тобольске да на приданое дочери Евмений, видать, деньги собрал, два десятка лет живя в тайге охотой. Деньги у него были, чего там. Иноверцы его уважали, а вот кто ж тогда его зверски убил? И за что убил? За сто рублей, что Евмений накопил на дом в Тобольске? А кто прознал, где избушка промысловика, и кто прознал про его дочь?..
Только вот откуда этот столичный волк, по всему видать человек военный, про Евмения знает? И про дочь его? И знает, как про живых... Что ж. В тайге он и заговорит. Можно его и взять с собой в тайгу, к тунгусам. А если в тайге и схоронить, так это быстро.
— Поедем, чего там. Вот завтра я просплюсь и поедем, — согласился Требень. — Старик Евмений, конечно, обрадуется гостям.
Егоров знал от Петра Андреевича Словцова, что Евмений и дочь его убиты. Но почему об этом не спешит говорить таёжный волк Требень? Об этом случае, говорил ему Словцов, известно уже за тысячу вёрст в округе. Ох ты, Сибирь-матушка, золотое дно! Да у кровавой реки!
Последняя переправа, через Енисей, прошла худо. Конечно, сказать нечего, у Требня дорога на восток, вглубь Сибири, имелась. И дорога налаженная. Ещё, поди до Ермака такие вот медведи русские, вроде Требня, постарались спроворить путь в неведомую глушь, к пушным сокровищам тунгусов...
Утонула на середине Енисея одна телега с железным припасом, да с лошадьми и с атаманом ватажников Колькой Шпорой, который на привалах всегда требовал себе добавки каши... Плотовые связки вдруг разошлись, будто подрезанные, брёвна закувыркались в гиблом течении... всё. Хотя такой постройки плоты сами не разваливаются... А Колька Шпора что? Крикнул один раз и пропал в стремнине бурной реки. Лошади, правда, выплыли, привычные они к бурным рекам, сибирские лошади. А телега с дорогущим железным припасом затонула там, откуда её и не вытащить...
По той тайной дороге через реки, пробитой ещё староверами, возле берегов Иртыша, Оби и Енисея, в густых приречных зарослях, своих проезжающих всегда дожидались плоты, сшитые навечно сыромятными ремнями из лосинных шкур. Плоты огромные, на две телеги каждый плот. И надо же, а? Одна сыромятная вязка разошлась! Или кто её подрезал?..
